Распятое сердце
Шрифт:
– Я всегда считала Тревора очень серьезным, – принялась объяснять Дороти.
– И полагаю, что он думает так же, как твой отец и я, дорогая. Земная слава преходяща, и важно лишь то, что придет к нам в ином мире.
Андра внимательно рассматривала ногти на своих ногах. Яркий красный лак просвечивал сквозь чулки. Мысли ее были довольно мрачные.
Все как в старые добрые времена. Мать обожает давать наставления. А папа не смеет ей возразить.
Она любила мать. По-своему миссис Ли была добра и заботлива. Отец всегда казался человеком значительным, хотя и стеснялся выражать свои чувства.
Андра закурила. Как и следовало ожидать, это вызвало протест со стороны миссис Ли:
– Тебе следует меньше курить. Это плохо сказывается на здоровье.
– Все из-за нервов, – отозвалась Андра.
– Вот я и говорю, – покачала головой миссис Ли. – У тебя нездоровый образ жизни. Я буду рада, когда ты окажешься в самолете. По дороге к Тревору.
Андра поднялась, чувствуя странное раздражение. Обычно она просто посмеивалась над сентенциями матери. Пожалуй, ей лучше поехать домой. Она действительно плохо себя чувствует, и радостное возбуждение, которое обычно возникало при одном только упоминании о замужестве, внезапно исчезло. Андру охватил страх. Ей уже не нравилось все: и отношение родителей к жизни, и скука в старом доме, и даже любовь Тревора, которая вполне может обернуться заурядным эгоизмом. Возможно, Грейс была права.
Миссис Ли озабоченно посмотрела на дочь. Однако она беспокоилась не за свою хрупкую очаровательную Андру, а за каминную доску, на которую та опиралась.
– Осторожно, Андра, дорогая! Ты можешь разбить нашу фамильную чашку.
Андра рассмеялась. Как будто она опять вернулась в детство. Эти вечные тревоги по поводу фамильной чашечки! Постоянные напоминания не трогать единственную ценную вещь, принадлежавшую миссис Ли, так мешали маленькой Андре, когда она бывала в этой комнате.
«Я должна уйти, – думала Андра, – иначе мне опять придется выслушать скучную историю о том, как бабушка купила эту чашку с блюдцем. Мама помнит об этом с дней своей молодости».
– Я повидаюсь с вами до отъезда, – пообещала девушка.
И визит закончился.
Роза отвезла ее в город.
В ту же ночь, когда родители уже легли спать, им позвонила мисс Пенхэм.
– Сожалею, но должна сообщить вам, что мисс Ли забрали в больницу. Она очень плохо чувствовала себя, когда мы приехали из Годалминга. Доктор поставил диагноз – острый аппендицит. Врачи боятся перитонита, поэтому сейчас ее оперируют. Я, конечно, буду держать вас в курсе, но мисс Ли просила вас не приезжать в город. К ней пока не пускают посетителей.
Мистер Ли, положив трубку, рассказал печальную новость жене. Дороти отложила отчет одного из детских домов, который читала перед сном, и запричитала:
– О Боже! Теперь она не сможет поехать к Тревору!
Мне показалось, что она выглядит нездоровой. Бедное дитя! Какая беда!..
– Я думаю, что мисс Пенхэм послала Тревору телеграмму.
– Уверена, что она сделала это. И я не удивлюсь, если он возьмет отпуск и прилетит, – сказала миссис Ли.
Именно так Тревор Гудвин и решил поступить. Спустя сутки после того как доктор и газеты сообщили об удачной операции, из Южной Африки пришла телеграмма:
«Жди меня в конце недели. Очень беспокоюсь. С любовью, Тревор».
К концу недели Андра чувствовала себя не так хорошо, как ожидали врачи.
Особых причин для беспокойства не было, но, как сказал доктор Хэвэнд пришедшему в клинику Гудвину, Андра – хрупкая девушка, и сопротивляемость ее организма недостаточна. Ее мучили боли, что осложняло выздоровление.
И доктор Хэвэнд, и хирург Гринмэйтлэнд были уверены, что мисс Ли поправится и встанет на ноги через пару недель. Они советовали взять отпуск для восстановления здоровья. Ни о какой работе в студии, конечно, не могло быть и речи.
– Не беспокойтесь. Этого не случится, – заверил Тревор Гудвин доктора Хэвэнда. – Андра будет в Кейптауне под моим присмотром.
Хэвэнд, который наблюдал за здоровьем Андры с тех пор, как к ней пришла слава, был не только ее медицинским консультантом, но и поклонником, а поэтому вздохнул:
– Жаль, что мир потеряет такую прекрасную актрису!
– Напротив, я думаю, что жизнь кинозвезды – самое худшее, что можно придумать для Андры, – сухо возразил Тревор. – С тех пор как Андра стала сниматься в кино, она превратилась в комок нервов. Жизнь в Кейптауне пойдет ей на пользу.
– Конечно, конечно, – пробормотал доктор Хэвэнд.
Краем глаза он наблюдал за женихом мисс Ли. Впечатление было не из лучших. Слишком много самоуверенности и спеси. Доктор подумал, что у женщин странные вкусы. Часто им затмевает глаза красивая внешность. После двадцатиминутного разговора с Тревором Гудвином доктор Хэвэнд начал сомневаться, есть ли в голове у парня что-нибудь еще, кроме слишком высокого мнения о самом себе.
Почему эта хрупкая очаровательная девушка хочет отказаться от карьеры и уехать с ним в Кейптаун?
Только Андра вопросов себе не задавала. Она была рада видеть его снова, такого сильного, надежного, на которого можно опереться. Человека, отвечавшего на все вопросы с той уверенностью, которой ей самой так часто не хватало.
Андра все еще чувствовала себя больной. Раньше она не знала, что такое страдание.
Одна из сестер надела на нее бледно-голубую ночную рубашку. На голове девушки была маленькая шапочка, перевязанная шелковой лентой. Золотые волосы падали на упругую грудь. Ее пальцы в больших загорелых руках Тревора казались слишком белыми и хрупкими.
Тревор испытывал бесконечное умиление. Красота Андры ошеломляла. Он представит ее своим друзьям в Кейптауне, и она их поразит. Ни одна из тамошних женщин с ней не сравнится. Скоро она поправится. Будет ездить на лошади и танцевать с ним. Он научит ее играть в обожаемый им бридж и управляться с цветными слугами. Они будут давать шикарные приемы, которые помогут ему преуспеть.
Он остался с Андрой на час дольше, чем ему разрешили. Молодые сестры хлопотали около больной, бросая на него любопытные взгляды, а в коридоре шептались друг с другом о том, что жених у мисс Ли потрясающий.