Расшифрованный Стоунхендж. Обсерватория каменного века
Шрифт:
Ориентация на восход Солнца обращала на себя внимание и других астрономов. Поскольку прямая, идущая через центр и Пяточный камень, сегодня не точно указывает на восход в день летнего солнцестояния, астрономы раньше думали, что это следствие медленного смещения по линии горизонта точки восхода Солнца в день летнего солнцестояния за века, минувшие после строительства Стоунхенджа. Из-за того, что угол наклона оси Земли относительно плоскости ее орбиты со временем меняется, точка на горизонте, в которой встает Солнце в день летнего солнцестояния, передвигается, хотя и очень медленно. В последние 9 тыс. лет она уходила вправо по линии горизонта примерно на 0,02° каждые сто лет. Поскольку ее смещение можно высчитать весьма точно, представляется разумным предположить, что строители Стоунхенджа ориентировали его строго на восход Солнца в день летнего солнцестояния, и, следовательно, дату сооружения легко вывести, определив,
В 1901 г. блестящий британский астроном сэр Норман Локьер [20] сделал такие расчеты и определил примерную дату сооружения Стоунхенджа между 1880-м и 1480 гг. до н. э. Как мы уже видели, эта гипотеза оказалась очень близка к истинной дате (около 1850 г. до н. э.), но результаты Локьера были опровергнуты, поскольку два из его основных предположений не считались археологами однозначными или хотя бы реально возможными.
1. Он допустил, что «восходом» является первый луч, когда верхний край Солнца появляется над горизонтом. Но, как отмечают археологи, современному человеку неизвестно, рассматривали первобытные люди как начало «восхода» этот луч, или срединную точку, когда над горизонтом появляется половина солнечного диска, или «последний луч», когда Солнце полностью выходит из-за горизонта. Разница между всеми тремя позициями велика. В Стоунхендже в день летнего солнцестояния угловое расстояние между точками на горизонте от первого луча до полного выхода солнечного диска, которые разделяют четыре минуты, составляет почти целый градус.
20
Локьер Норман (1836–1920) – замечательный ученый, чей выдающийся вклад в астрономию и историю астрономии не был до сих пор оценен по достоинству. В результате исследования солнечного затмения 1868 г. он и химик Эдвард Франкленд независимо друг от друга открыли в хромосфере Солнца новый элемент, названный «гелием», от греческого слова «Гелиос» – Солнце. Это произошло за 27 лет до того, как гелий открыли на Земле. Прислушавшись к гипотезе Хенрика Ниссена из Германии (выдвинутой в 1885 г.) о том, что это древнее сооружение могло быть ориентировано на небесные тела, Локьер в 1890 г. попытался найти такую же ориентацию в египетских пирамидах и других древних памятниках. Не всегда его старания увенчивались успехом. В настоящее время он не пользуется авторитетом. Но его мысли об астрономической ориентации остаются весьма конструктивными, и я, например, согласен с заявлением Джорджио де Сантиллана из Массачусетского технологического института, сделанным в 1964 г. в предисловии к переизданию книги Локьера «Заря астрономии»: «Пришло время воздать должное Локьеру, как первопроходцу, и, заручившись более точными данными, продолжить работу в его стиле».
2. Локьер предположил, что строители Стоунхенджа направили прямую из центра комплекса к середине Аллеи так, чтобы она указывала на восход. Если бы он выдвинул столь же правдоподобную догадку о том, что они ориентировали линию, проходящую через центр Пяточного камня, на первый луч Солнца в солнцестояние, тогда у него получилась бы предположительная дата возведения примерно 6 тыс. лет до н. э.!
В связи с этим в 1880 г. Петри в своей книге допустил странную ошибку о Стоунхендже. Он писал: «Нет сомнений в том, что появление верхушки Солнца, а не половины диска или его всего, являлось предметом наблюдения, ибо лишь появление верхушки могло совпадать с Пяточным камнем, в какую бы эпоху его ни возвели». Это заключение основывалось на его гипотезе о том, что «наклонение эклиптики уменьшается. Солнце в солнцестояние вставало восточнее, нежели теперь. Азимут точки восхода Солнца убывает». На самом деле наклонение эклиптики действительно уменьшается, но эффект у этого как раз обратный тому, что предполагал Петри: азимут точки восхода возрастает, а следовательно, точка восхода на горизонте в солнцестояние смещается на восток. Он рассчитал, что «Солнце вставало над вершиной Пяточного камня в 730 году» плюс-минус 200 лет. А фактически первый луч сверкнет над Пяточным камнем еще только через несколько тысяч лет.
Со времени Локьера в Стоунхендже почти не проводилось чисто астрономических исследований, хотя проблема направления на восход Солнца в солнцестояние не перестает занимать умы тех астрономов, которые интересуются монументом.
В 1960 г. я работал над книгой по астрономии «Блеск в небесах». В рассуждениях о затемнениях и отношении к ним древних (в основном это был ужас, даже после того, как люди уяснили их причину) я написал: «Должно быть, здесь происходило множество магических ритуалов, забытых с течением времени. Стоунхендж, наверное, строили, чтобы отметить день летнего солнцестояния, ибо, если ось этого храма была выбрана случайно, вероятность попадания именно в эту точку составляла бы менее одного к пятистам. Однако, если создателям Стоунхенджа хотелось просто указать на восход Солнца, им потребовалось бы всего два камня. Тем не менее сотни тон вулканической породы были обтесаны и расставлены в определенном порядке. Таким образом, Стоунхендж является чем-то гораздо большим, нежели прихотью нескольких людей. Вероятно, для древних британцев он был средоточием жизни. Сегодня камни безмолвствуют, но возможно, когда-нибудь нам повезет и мы узнаем их секреты».
Выводя те слова на бумаге, я вдруг подумал, а что, если «когда-нибудь» – это сейчас. Самое лучшее время для «везения». Я понял, что астрономический аспект Стоунхенджа следует тщательно исследовать.
К тому времени я уже переехал из Англии в Кембридж, штат Массачусетс, где продолжил научную и преподавательскую деятельность. Мы с женой все рассчитали и следующим летом вернулись в Англию, как охотники, крадущиеся к астрономическому секрету Стоунхенджа.
Как и полагается охотникам или исследователям, мы разбили лагерь неподалеку, в гостинице Эмсбери, и проверили наше снаряжение: фото– и кинокамеры, компас, часы, бинокли, астрономические таблицы. В тот год множество людей собралось, чтобы увидеть восход Солнца, но вряд ли кто-нибудь из них подготовился к нему столь дотошно. Мы намеренно приехали 12 июня, за девять дней до солнцестояния, потому что опасались того, что в последний день толпа зевак помешает нам установить камеру в нужном направлении и закроет вид. Из предыдущих расчетов я знал, что 12 июня Солнце взойдет на расстоянии одного диаметра диска к востоку от точки восхода в день солнцестояния.
Рассвет ожидался примерно в 4.30 по «летнему» времени. За всем сумбуром наших сборов накануне вечером мы забыли две вещи: оплатить счета в гостинице и предупредить управляющего, что съедем неестественно рано. Чувствуя себя матерыми преступниками, да и выглядя так же – если бы нас увидели представители местной власти, то непременно арестовали бы, – мы крались на цыпочках по темному длинному коридору. Ничто не нарушало тишины, кроме нежного тиканья высоких часов с большим маятником. Мы попытались совершить подвиг, завести нашу машину бесшумно и с завистью вспомнили мифическую нимфу, которая парила над полями столь беззвучно, что ее стопа едва касалась колышущихся колосьев. Мы же с жутким скрежетом двинулись по гравиевой дорожке.
Стоунхендж черной махиной выделялся на светлеющем небе. Издали он производил наиболее сильное впечатление. Глядя поверх холмов, мы не заметили серьезных следов разрушения. Если бы здесь не было современной дороги, могло показаться, что на дворе июнь 1600 г. до н. э. Мимо проскакали несколько зайцев, громко чирикали скворцы. Было достаточно прохладно.
По прибытии на место оказалось, что мы не единственные посетители здесь. Семейство калифорнийцев провело ночь в микроавтобусе «фольксваген», совершенно окоченев, и им по понятным причинам не терпелось увидеть рассвет. Человек, проезжавший мимо на мотоцикле по пути из Кента на север страны, остановился, стуча зубами, чтобы дождаться восхода. Ему было достаточно увидеть его прямо с дороги, где он стоял. Очевидно, многие люди останавливались на рассвете в окрестностях Стоунхенджа.
Я установил мою восьмимиллиметровую кинокамеру с телеобъективом на оси так, чтобы в поле зрения попадала арка из кольца сарсенов, через которую вдалеке был виден Пяточный камень. Он казался темнее ночи. Мы ждали. По долине поплыл едва розоватый туман. Мы испугались, что он доберется до Ларкхилла и закроет Солнце. Потом внезапно в полоске света на северо-востоке мы увидели его – первый красный луч Солнца, сияющий ровно над верхушкой Пяточного камня!
Потрясающее ощущение! Лишь жужжание камеры напоминало о том, что мы не в каменном веке. Подобно первобытным людям, мы испытали благоговение и трепет.
Затем, когда я вернулся мыслями в XX столетие и сделал несколько шагов, во мне снова проснулся астроном. Я ясно понял, что прямая, идущая на восход Солнца, была, без сомнения, спроектирована, и большинство других камней также установлены по определенным линиям. Более того, скрупулезно рассмотрев камни, я пришел к выводу, что они все, возможно, размещались по какому-то генеральному плану. Их взаиморасположение кажется тщательно выверенным. Эти камни словно задавали вопросы и требовали на них ответы. Например:
1. Утром в день летнего солнцестояния полный солнечный диск поднялся над Пяточным камнем так точно, что, живи я в каменном веке, непременно испытал бы радость, испуг, успокоение, благоговение или то, что захотели бы мне внушить жрецы-астрономы. Эта ориентация была выбрана очень удачно.
Почему именно так?
2. Арки трилитов поразительно узки. Расстояние между гигантскими столбами столь мало, что человек с трудом может просунуть в него голову (я пробовал). Средняя ширина трех арок – 12 дюймов, а средняя толщина столбов – 2 фута, поэтому, когда смотришь сквозь две арки, стоящие на одной прямой, угол зрения очень мал. У меня было такое чувство, будто поле моего зрения ограничено намеренно, словно шорами, чтобы я не пропустил что-то важное.