Рассказ о Дике Долгоносе и о капитане Дэви Джонсе, подписавших морской договор
Шрифт:
— Все кончено, дорогой! Я могу жить только и море. Никакими заклятиями меня не препроводить на берег. А договор — на черном корабле. Тебе туда не попасть, не погубив свою душу. Прощай и не поминай меня злом!
В эту минуту Гау и Дэви Джонс стояли на краю обрыва. Капитану оставалось только спуститься вниз, к шлюпке, мутным пятном толкавшейся у берега. Но он медлил. В темноте блестели его острые белые зубы, оскаленные в улыбке. Его кошачьи глаза ехидно посматривали на Гау, как будто ожидали мольбы и покорности. Кровь ударила Кеннету в голову, и его рука схватила горло чертова капитана. Камень под ними подпрыгнул кверху и с грохотом покатился по склону. Пока матрос летел, над ним промелькнул черный плащ Дэви Джонса, как распростертые крылья птицы. Место было неглубокое, но вода холодная, и при падении Гау сильно расшибся. Пока он вылезал наверх, в его ушах шумел удаляющийся плеск весел, жалобный голос Дика: «Прощай, друг!» — и злой хохот капитана Джонса.
Дрожащий и лиловый, страшнее утопленника, добрался Гау до кубрика «Михаила Архангела». Стоявший на вахте Майкл Ринг уложил его на койку и долго возился, стараясь просунуть между дробно стучащими зубами горлышко бутылки с ромом.
Даже боцман Смит не заикнулся о наказании матроса, опоздавшего с берега. Капитан Джемс Грэм приказал по трогать больного. А тот стонал и кричал в бреду:
— Не смотри так печально, Дик! Открывай дверь капитанской каюты! Видишь этот дубовый, окованный железом сундук? Сбивай замок! На самом дне — листы бумаги в четвертую долю. Рви свой договор! Хватай за шиворот Дэви Джонса! Кидай его за борт!
Судовой врач посоветовал отправить матроса в госпиталь Только через год измученный лихорадкой Гау встретила с Рингом.
— Как дела на фрегате?
Майкл горько вздохнул:
— Пока вы болели, умер наш капитан сэр Джемс Грэм, царство ему небесное. Из команды мало кто остался. Недавно восстание на флоте было. Тюрьмы полны матросами. Боцмана Смита кто-то из наших ножом успокоил. А вас списал: с фрегата по нездоровью и по старости.
Вздохнул и Кеннет:
— Придется заканчивать свои дни в таверне у зятя, вроде на положении устаревшего каботажного парусника. Только теперь держись матросские вербовщики! — погрозил он кулаком. — Никого из них не впущу в нашу таверну. А коли сам Дэви Джонс встретится, — так его уважу, что даже кривой Джонни не сумеет из него ростбиф приготовить!