Рассказики
Шрифт:
– Кто это тут нас старыми курицами назвал? – взвивается, заслышав звуки труб перед грядущей битвой, Светлана Анатольевна. – Молодой-хороший, это я ведь к вам обращаюсь.
– Мерзавец назвал нас клячами! – с полоборота начинает бить копытом Танюха. Улыбка ее не сулит читателю на лавочке ничего хорошего. – Наглость высшей марки! Я сейчас на него суп вылью – как раз горячий! Подлец!
– Да он тут часто шляется! –
К хору присоединяются все остальные, и Феде, чтобы насладиться сценой вполне, приходится то и дело смотреть во все стороны.
– Безобразие!
– Нет, девчонки, чувствую, это никогда не кончится! Я вечером уже боюсь на улицу выйти, вот до чего дело дошло!
– Понаехали!
– А когда ты днем-то выходила?
– Хам!
– Расселся, как у себя дома! Тьфу, противно смотреть!
– Я, честно говоря, о нем лучше думала. А еще очки носит!
– Раскудахтались! Нормальный мужик. Не пьяный, не дебоширит – и ладно, – вставляет свои пять копеек совсем древняя старуха, стоящая на балконе четвертого этажа, прямо над Александрой Ивановной и Федей.
– Татьяна Николаевна, вы, наверно, вчера чаю перепили. Этот гад назвал нас мокрыми курицами, вы что, не слышали?!
Неожиданно для всех бомж кладет дочитанную газету на скамейку, встает и сладко потягивается. Вновь наступает тишина, которую вскоре нарушает сам виновник народных волнений.
– Кого же это я тут обозвал? – спрашивает он миролюбиво.
– Нас, нас! Ему этого мало, люди добрые! Все мужу скажу – он тебе покажет кузькину мать!
– Да он и так с ней на короткой ноге, оставьте вы его в покое, – с мольбой в голосе обращается к собравшимся Татьяна Николаевна. – Человек и зимой и летом на улице живет!
Она крестится и утирает слезу.
– Сам виноват! – констатирует пострадавшая от лука домохозяйка. – Небось троих детей на жену бросил.
– Да с чего вы взяли! – встает на защиту бомжа Федя и запинается: из подъезда выходит Александра Ивановна. Она подходит к бомжу и дает ему в руки что-то, завернутое в пищевую фольгу. Когда она успела!
– Спасибо, Александра Ивановна, спасибо, милая, – бормочет бомж в полной тишине и прижимает к груди сверток. Он ее знает, вот так новость!
– Ой, девки, фильм начался! – вдруг сокрушенно пищит Танюха. – Все! Всех люблю, целую. Пошла!
Поднимается паника. Бомж тут же всеми забыт, а большинство ораторов, не дождавшись аплодисментов и занавеса, в считанные секунды покидает место действия.
– Коль, не обращай на них внимания: дохнут от скуки, вот и развлекаются. Они бабы, в принципе, неплохие, – утешает Александра Ивановна бомжа. – У нас же дурдом на колесиках, сам знаешь.
– Знаю, милая, знаю. Я и не обращаю, не обращаю. Светлана-то Анатольевна, душа-то наша, всегда меня помыться зовет. Знаю, милая! Жалеет! Характер уж такой. Прямо как у моей тещи, Царствие ей, как говорится, Небесное!
– У нее старшего сына убили, а второй пьет беспробудно. Что хочешь, то и делай.
– Знаю, милая. Все мы хороши, чего там!
– Сынок, на вот тебе! Больше ничего нет! – Над головой Феди, через балконные перила свешивается Татьяна Николаевна и неловко бросает вниз карамельку. Она снова крестится. – На доброе здоровье!
– Ой, спасибо! – отработанным тоном благодарит бомж и скачет по газону к тому месту, куда упала конфета. – Вот спасибо! Так-так-так, где ж она? Чего тут только нет, мать честная, чего только нет, просто диво дивное! Та-а-ак… Ага, вот она где спряталась, вот где схоронилась! «Раковая шейка»! Мои любимые! Я уж думал, их давно на свете нет, а они, оказывается, есть! Есть! Вот радость, вот спасибо!
Он выбирается обратно к скамейке и стоит с таким счастливым лицом, будто только что купил себе за городом трехэтажную виллу с бассейном, теннисным кортом и рядом – маленький, но очень уютный домик для гостей. В конце концов, после поклона, адресованного Татьяне Николаевне, он подмигивает Феде и пытается поцеловать руку Александре Ивановне. Та в испуге шарахается и бежит к подъезду.
– Совсем сдурел!
– Так любя же, любя, – пытается бомж утешить хлопнувшую за Александрой Ивановной дверь. – Я же от чистого, как говорится, сердца, не со зла. Эхма! Беда одна!
Потоптавшись на месте, он убирает карамельку в карман штанов, обеими руками сжимает сверток и идет прочь.
Федя посматривает то на сутулую спину бомжа, то на растущие в длину солнечные зайчики, то на трансформаторную будку.
Конец ознакомительного фрагмента.