Рассказы - 1
Шрифт:
Какъ она похорошла за время разлукиіъ! Прежде это была хорошенькая, но слабая и хрупкая двушка, которая приходила въ ужасъ при вид декольте и ни за что не желала обнажать своихъ выдающихся ключицъ. Пятилтняя разлука сдлала изъ нея очаровательную красавицу, пышную, румяную и нжную, какъ весенній плодъ. Жаль, что это его жена! Какія страстныя желанія возбуждала она, должно быть, въ чужихъ мужчинахъ.
— Да, сеньора. Я имю право длать все, что желаю и не обязанъ отвчать за свои поступки… Вдобавокъ, когда сердце разбито, невольно стараешься развлечься, забыться, и я имю право на все… понимаете
Онъ былъ очарованъ своими собственными словами, но не могъ продолжать. Какая жара!
Лучи солнца проникали въ карету, и воздухъ былъ раскаленъ. Вынужденная близость въ карет заставляла его поневол чувствовать пріятную и сладострастную теплоту этого обаятельнаго тла… Какъ жаль, что эта красавица — Эрнестина!
Это была новая женщина. Онъ испытывалъ теперь такое чувство, какое зналъ только будучи женихомъ. Онъ видлъ себя снова въ вагон курьерскаго позда, унесшаго ихъ въ Парижъ много лтъ тому назадъ, когда они были опьянены счастьемъ и охвачены бурнымъ, страстнымъ желаніемъ.
А Эрнестина, отличавшаяся всегда умньемъ читать его мысли, придвигалась къ нему поближе, нжно и покорно, словно жертва, прося у него мученичества въ обмнъ за капельку любви, раскаиваясь въ своемъ прежнемъ легкомысленномъ поступк, который былъ вызванъ ея неопытностью, и лаская мужа тмъ самымъ запахомъ духовъ, который пропитывалъ письмо и затуманивалъ его голову.
Луисъ избгалъ всякаго соприкосновенія съ женою и жался въ уголокъ, точно стыдливая барышня. Защитою его служило теперь только воспоминаніе о пріятеляхъ. Что сказалъ бы его другъ маркизъ, настоящій философъ, который былъ доволенъ тмъ, что развелся съ женою, привтливо раскланивался съ нею на улиц и цловалъ дтей, родившихся много позже развода. Вотъ это былъ настоящій мужчина. Надо было и ему положить конецъ этой нелпой сцен.
— Нтъ, Эрнестина, — сказалъ онъ наконецъ, обращаясь къ жен на «ты». — Мы никогда не сойдемся съ тобою. Я знаю тебя; вс вы одинаковы. Ты говоришь неправду. Продолжай итти своей дорогою, и пусть будетъ все, какъ будто мы не знаемъ другъ друга…
Но онъ не могъ говорить дальше. Жена сидла къ нему теперь спиною и плакала, откинувшись назадъ, а рука въ перчатк просовывала платокъ подъ вуаль, чтобы вытереть слезы.
Луисъ сдлалъ нетерпливый жестъ. He проберетъ она его слезами! Но нтъ, она плакала искренно, отъ всей души, и слезы ея прерывались тяжелыми стонами и нервною дрожью во всемъ тл.
Раскаявшись въ своей грубости, Луисъ приказалъ кучеру остановиться. Они были за воротами города; на дорог не было видно ни одной души.
— Принеси воды… или чего — нибудь вообще. Барын нехорошо.
И пока кучеръ бгалъ въ сосдній трактиръ, Луисъ пытался успокоить жену.
— Послушай, Эрнестина, перестань же плакать. Ну, ну, нечего. Это же смшно. Ты похожа на ребенка.
Но она не перестала еще плакать, когда вернулся кучеръ съ бутылкою воды. Въ поспшности онъ забылъ стаканъ.
— Все равно, пей прямо изъ бутылки.
Эрнестина взяла бутылку и. приподняла вуаль.
Мужъ хорошо видлъ теперь ея лицо. Оно не было намазано и напудрено, какъ въ т времена, когда она вызжала съ нимъ въ свтъ. Кожа ея, привыкшая къ холодной вод,
Луисъ не отрывалъ глазъ отъ ея очаровательныхъ губъ, съ трудомъ охватывавшихъ горлышко бутылки. Эрнестин было неудобно пить. Одна капля воды медленно катилась по круглому, очаровательному подбородку, лниво скользя и задерживаясь незамтными волосками кожи. Луисъ слдилъ за нею взглядомъ и наклонялся все ближе. Она должна была сейчасъ упасть… вотъ падаетъ!..
Ho капля не упала, потому что Луисъ, самъ не зная, что онъ длаетъ, принялъ ее на свои губы и очутился въ объятіяхъ жены, у которой вырвался крикъ изумленія и безумной радости.
— Наконецъ то! Луисъ, дорогой!.. Я такъ и знала. Какой ты добрый!
И они страстно поцловались съ спокойнымъ сознаніемъ людей, которымъ незачмъ скрывать своей любви, не обращая никакого вниманія на жену трактирщика, принявшую бутылку обратно.
Кучеръ, не држидаясь приказаній, погналъ лошадей обратно въ Мадридъ.
— Наконецъ-то есть у насъ барыня, — шепталъ онъ, стегая лошадей. — Живе домой, пока баринъ не одумался.
Карета катилась по дорог смло и торжественно, какъ колесница, а внутри нея супруги сидли, обнявшись, и глядли другъ на друга етрастными глазами. Шляпа Луиса лежала на полу кареты, и жена гладила его по голов и приводила въ безпорядокъ его волосы. Это было ея любимою ласкою въ медовый мсяцъ.
А Луисъ смялся, находя въ происшедшемъ особую прелесть.
— Насъ примутъ за жениха съ невстою. Подумаютъ, что мы ухали изъ Питомника, чтобы быть наедин, безъ назойливыхъ свидтелей.
Прозжая мимо церкви Святого Антонія, Эрнестина, прислонившаяся головою къ плечу мужа, выпрямилась.
— Посмотри, вотъ кто совершилъ чудо и соединилъ насъ. Будучи барышнею, я молилась ему, прося дать мн хорошаго мужа, а теперь онъ помогъ мн тмъ, что вернулъ мн мужа.
— Нтъ, жизнь моя, чудо совершила ты своею красотою.
Эрнестина поколебалась немного, точно боялась говорить, но потомъ всетаки сказала съ хитрою улыбкою:
— Охъ, голубчикъ, не думай, что я далась въ обманъ. Тебя вернула мн не любовь, какъ я ее понимаю, а то, что называютъ моею красотою, и желанія, которыя она возбуждаетъ въ теб. Но я многое постигла въ эти годы одиночества и раздумья. Вотъ увидишь, мой дорогой. Я буду теб хорошею женою, буду горячо любить тебя… Ты берешь меня, какъ любовницу, но ласкою и привязанностью я добьюсь того, что ты будешь обожать меня, какъ жену.
Манекенъ
Прошло уже девять лтъ съ тхъ поръ, какъ Луисъ Сантурсе разошелся со своею женою. За это время онъ не разъ видлъ ее, когда она, въ шелку и въ тюл, пролетала мимо него въ нарядномъ экипаж, точно внезапно вспыхивавшее видніе красоты, или когда онъ смотрлъ внизъ изъ райка королевскаго театра и видлъ ее внизу въ лож, окруженную мужчинами, которые наперерывъ шептали ей чтото на ухо, желая выставить на показъ свою близость съ нею.
Осадокъ прежняго гнва закипалъ въ немъ при каждой такой встрч. Онъ избгалъ этихъ встрчъ, какъ больной боится усиленія боли, и тмъ не мене халъ теперь къ жен въ ея чудный особнякъ на алле Кастельяна, пышная роскошь котораго свидтельствовала о ея постыдномъ образ жизни.