Рассказы для серьезных детей и несерьезных взрослых
Шрифт:
Я прямо обалдел, я говорю:
— Тэжо, ты что? С ума сошел?! Это же я! Я же не вор какой-то! Я тут ничего не взял. Ты же меня знаешь. Я тебе столько стихов прочитал! Пусти, мне нужно домой идти! — И только хочу ключ в двери повернуть, чувствую, он мне зубами руку прижимает, в глаза смотрит и так тихо-тихо рычит — мол, я тебе по-хорошему говорю, даже не думай уйти, пока хозяева домой не придут. Ну? Представляете? Вот какая была умная собака — впустить меня в квартиру впустила, а вот выйти — даже мне, которого он так хорошо знал, все равно выйти из квартиры без разрешения хозяев Тэжо не позволил.
И я просидел целый час, пока Татьяна Алексеевна не пришла с работы. Конечно, я на него обиделся тогда, но потом понял, что он был прав —
А другую мою любимую собаку звали Майкл. Я с ним познакомился на иранской границе. Вы знаете, что такое иранская граница? Там сейчас война идет, и всякие события происходят, но тогда, двадцать лет назад, там войны не было, но все равно собаки охраняли границу, помогали шпионов ловить и всяких нарушителей.
И вот я приехал в этот район писать фельетон о всяких жуликах, которые даже в пограничных колхозах воруют всякое народное добро. Встретил меня секретарь местного райкома партии — это такой самый главный начальник в этом месте, и фамилия его была Ибрагимов, так вот встретил он меня на станции и поселил в замечательном домике в саду прямо при райкоме партии. Вот я думаю сейчас, как вам, иностранцам, объяснить, что такое райком партии, и не могу придумать. Но, в общем, вам это и знать не надо, слава Богу, просто имейте в виду, что в Советском Союзе это самые главные организация, а секретари этих организаций — самые славные начальники.
И вот живу я в замечательном, тихом, уютном домике в саду при райкоме партии, собираю всякие документы и материалы для своего фельетона и целыми днями пишу что-то или на веранде, или в комнате.
И однажды, когда я писал что-то в комнате, вдруг открывается дверь у меня за спиной и — я прямо онемел — огромная овчарка, ну такая здоровая, я таких овчарок никогда не видел — ни раньше, ни потом — так вот, огромная овчарка величиной, ну, с теленка, входит молча в комнату, подходит к моему письменному столу и, даже не поднимаясь на задние лапы, смотрит, что я такое пишу. Представляете, какая это была здоровая собака, если ее морда была выше моего письменного стола! Так вот, посмотрел он, что я пишу — уж не знаю, прочитал или не прочитал, он мне так и не сказал, — но только после этого он посмотрел мне в глаза, я пошел из комнаты, а по дороге он опять оглядывается и опять мне в глаза смотрит. Думаю, куда это он меня приглашает? А вы же знаете, что я с детства решил не бояться больших собак. И вот я встаю и иду за ним. Выходим мы в сад, а он садится на траву и опять мне в глаза смотрит и ждет. Ну, думаю, раз такое дело, пора нам с ним познакомиться так, как я со всеми собаками знакомлюсь. Я подхожу к нему и говорю: «Здорово, тебя как зовут? Меня вот Эдуардом зовут. А тебя?» И начинаю гладить его и чесать ему под подбородком. И что вы думаете? Мы с ним сразу подружились, и до такой степени, что вы себе не представляете, — мы с ним уже через несколько минут начали в ловитки играть, бороться, рычать друг на друга понарошку, как настоящие друзья. А вы знаете, какой это был сильный пес?! Просто могучий! Он поднимался на задних лапах, клал мне передние лапы на плечи и толкал меня этими лапами так сильно, что я падал на землю. Но при этом я его тоже хватал за шкирку и тащил падать за собой. И так мы с ним боролись в траве, друг друга опрокидывали, рычали понарошку, чтобы еще больше запугать друг друга, и я на него тоже рычал, честное слово! И ему это очень нравилось! А потом он от меня убегал, и я его ловил, или наоборот, я от него убегал, а он меня ловил. В общем, весело было!
И вдруг где-то вдали скрипнула калитка, и я смотрю: мой новый друг — юрк в дырку в заборе и пропал, убежал. Думаю, что такое? Почему он меня бросил ни с того, ни с сего? Оказывается, это его хозяин пришел, секретарь райкома партии Ибрагимов. Он, оказывается, за забором жил и увидел, что его собака у меня во дворе. Вот он и пришел. Сели мы с ним чай пить, он мне рассказал про свою собаку, сказал,
Но, наверно, этому Майклу было весело на границе жить, там с ним молодые солдаты всегда играли, а тут он живет себе один, как волк, в саду у своего хозяина, вот ему и скучно, вот он и нашел себе товарища, меня, то есть. И каждое утро, как только его хозяин уезжал на работу, Майкл приходил ко мне через дырку в заборе, и мы с ним играли в траве, бесились и дурачились до полного изнеможения. Помню, мы уже так уставали от беготни и борьбы, что лежали в траве, дышали еле-еле, высунув языки, и даже не было сил подняться.
Но как только появлялась на улице машина его хозяина, Майкл тут же вскакивал и уходил к себе во двор через дырку в заборе. Не любил он своего хозяина, это я ясно видел. Никогда они там не играли ни в какие игры, никогда этот Ибрагимов не разговаривал со своей собакой, не делился с ним никакими своими делами, и вообще не было у них ничего общего. Не дружили они, вот и все. А я с Майклом сразу подружился. Может быть, еще и потому, что он прочитал у меня на столе фельетон, который я про его хозяина писал. Конечно, вы скажете, что собаки читать не умеют, что я это все выдумываю, но это ваше дело — хотите верьте, хотите нет, только я-то помню, как он тогда подошел к моему письменному столу, посмотрел, что я там писал про его хозяина, а после этого сразу предложил мне свою дружбу и позвал во двор играть с ним и дружить.
Ну вот, а через неделю, как-то вечером накануне моего отъезда, приходит ко мне этот секретарь райкома Ибрагимов, приносит вино и всякие другие угощения и говорит:
— Слушай, Эдуард. Ты, я вижу, про меня пишешь фельетон, будешь меня ругать в газете, так?
Я молчу. Врать не хочется, а заранее говорить, что будет в газете написано, не положено. Но после того как я целую неделю покопался во всяких документах и поговорил со всякими людьми, я уже точно знал, что самый главный вор и жулик в этом районе — это именно секретарь райкома Ибрагимов, он и сам ворует, и других заставляет для него воровать. И я думаю, что Майкл это тоже понимал и чувствовал и за это не любил своего хозяина. Ну вот, а теперь этот Ибрагимов ко мне пришел, и он ведь тоже не дурак, он понимает, что я уже разобрался, что самый главный жулик в районе — именно он, Ибрагимов. И вот он понимает, что я обо всем этом в газете напишу, разоблачу его. И поэтому он мне говорит:
— Слушай, я вижу, тебе моя собака нравится. Давай так договоримся: я тебе подарю мою собаку, а ты мне — свой фельетон, не будешь обо мне в газете писать, а?
Представляете мое состояние? Я всю жизнь мечтал иметь собаку, я прямо умирал от зависти ко всем, у кого есть собака, а тут мне предлагают настоящую служебную овчарку, и какую! Лучшую собаку на всей иранской границе! Майкла, с которым я уже подружился и который любит меня больше, чем своего хозяина! И вот именно эту собаку мне предлагают!
Если бы он мне деньги предложил за то, чтобы я не критиковал его в газете, я бы, конечно, ужасно возмутился! Если бы он мне какие угодно подарки сделал, я бы ничего не взял! Но собаку…
А он говорит:
— Ты сразу не отвечай. Ты подумай. До утра. А утром решишь. Все равно ты утром уезжаешь, время есть. Спокойной ночи. — И ушел.
Представляете, какая у меня была «спокойная» ночь! Я до утра не спал, помню, лежал у окна, смотрел на звезды и разговаривал со звездами и сам с собой, брать мне собаку или не брать. Конечно, нехорошо брать взятки, очень нехорошо, но, с другой стороны, разве Майклу хорошо жить с нелюбимым хозяином, который с ним даже не разговаривает? Разве Майклу приятно жить с жуликом, который главный вор в районе? Ведь Майкл — ученая собака, он всю жизнь ловил всяких жуликов, воров и нарушителей, а теперь его отдали жить к самому главному жулику — разве это справедливо? Но с третьей стороны, как же я могу у такого жулика взятку взять?