Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом
Шрифт:
Геродот был слишком умным человеком, чтобы верить, будто боги обращаются в быков, а царские дочери — в коров. Но он был слишком осторожным человеком, чтобы открыто сказать, что это только сказка. И он написал вот что.
Ио, действительно, была аргосской царевной. Но никто ее в корову не обращал, а дело было проще: приплыли в Аргос азиатские купцы, заманили ее на свой корабль, неожиданно отчалили, увезли ее в Египет и продали в рабство.
Греки обиделись и поплыли к азиатским берегам искать мести. Здесь они застигли финикийскую Европу, похитили ее, увезли на корабле на остров Крит и
Азиаты не остались в долгу: их царевич Парис приехал в Грецию в гости к спартанскому царю Менелаю, влюбился в его прекрасную жену Елену, похитил ее и увез в свой город Трою.
Греки собрали огромное войско и пошли на Трою войной: отбивать Елену. Это была та самая Троянская война, которая длилась десять лет, в которой сражались Ахилл и Гектор, Агамемнон и Одиссей, Аякс и Диомед и о которой была сложена знаменитая поэма «Илиада», знакомая каждому греку.
Азиаты, — говорит Геродот, — вовсе не были расположены воевать из-за Елены. Они говорили грекам: «Кто похищает женщину — тот наглец, но кто мстит за это похищение — тот глупец: ведь никакую женщину нельзя похитить, если она сама того не желает». Но на греков этот разумный довод не подействовал. Они взяли Трою и разорили ее до основания.
Теперь очередь мстить была за азиатами. Прошло много поколений, пока они собрались с силами и пошли войной на Грецию. Это и была та война, историю которой собрался писать Геродот. Потому-то он и начал свой рассказ из сказочного далека — от царевны Ио и царевны Европы.
Если бы Геродот прожил еще тысячи две лет, он мог бы описать, как маятник войны еще несколько раз качнулся с запада на восток и с востока на запад. Как Александр Македонский пошел на Персию и дошел до самой Индии. Как арабы двинулись на запад и дошли до Босфора и Пиренеев. Как средневековые рыцари крестовыми походами шли на восток умирать в Палестине и Египте. Как хлынули из Азии на Европу турки, дойдя до Дуная и дальше Дуная, и как отхлынули они, слабея, обратно. Но Геродот до этого не дожил, и мы писать об этом не будем.
Вернемся к тому времени, когда маятник войны впервые после сказочных времен качнулся с востока на запад. Это было тогда, когда лидийские цари начали подчинять себе греческие города в Малой Азии.
Как погиб царь Кандавл, который любил красоту
Все знают, что Лидия — это женское имя. Но не все знают, что Лидия — это еще и древняя страна в Малой Азии и что имя «Лидия» значит: «уроженка страны Лидии».
Имя это — рабское. Знатным грекам и римлянам было недосуг запоминать непривычные имена восточных рабов. Рабу-сирийцу кричали попросту: «Эйды, Сир!» Рабы-нелидиянке: «Эй, ты, Лидия!»
Но это было позже. А когда-то Лидия была сильным государством и лидийцы не были ничьими рабами, а сами захватывали рабов.
По восточному берегу Эгейского моря узкой каймой лежали греческие города: Смирна, Эфес, Милет и другие; в их числе — и родина Геродота, Галикарнас. Дальше в глубь страны начиналось большое плоскогорье, рассеченное долинами рек: Герма и Меандра. Река Меандр извивалась по своей долине так, что у художников до сих пор узор из сплошных завивающихся изгибов называется «меандром». Здесь жили лидийцы,
В долинах была плодородная земля, а в горах текли золотоносные ручьи. Это здесь когда-то царствовал жадный царь Мидас, попросивший у богов, чтобы все, чего он коснется, обращалось в золото. От этого он чуть не умер с голоду, потому что даже хлеб и мясо в его руках становились сверкающим металлом. Изнемогши, Мидас взмолился, чтобы боги взяли у него свой дар обратно. Боги велели ему вымыть руки в ручье Пактоле. Волшебство ушло в воду, и ручей потек золотыми струями. Лидийцы намывали здесь золотой песок и сносили его в царские сокровищницы в столичный город Сарды.
В Сардах правил царь Кандавл, который любил красоту. Эта любовь к красоте его и погубила.
У царя Кандавла была красавица-жена, которую он любил больше всех, и был верный оруженосец Гигес, которому он доверял больше всех.
Однажды, беседуя со своим оруженосцем, царь Кандавл воскликнул восторженно:
«Ах, Гигес, если бы ты знал, как прекрасна моя жена!»
Гигес был воспитанным царедворцем и ответил:
«Конечно, я знаю это, государь!»
Но Кандавл сказал:
«Нет, Гигес, ты не знаешь. Ты видел ее только в царском платье, а я видел ее нагою, и нагою она еще прекраснее. Но я люблю тебя и верю тебе. Я приведу тебя этой ночью в мою опочивальню, ты встанешь за дверью и увидишь, как моя царица будет раздеваться, а потом выскользнешь и уйдешь, чтобы она тебя не заметила. Вот тогда ты поверишь, что прекраснее ее нет никого на свете».
Гигес уверял, что он этому верит и так, но Кандавла уже нельзя было переубедить. Ночью он привел Гигеса в свою опочивальню, и Гигес видел, как раздевалась царица. Но случилось так, что и царица увидела, как Гигес смотрел на нее. Она только покраснела, но ничем не выдала себя.
На другой день царица вызвала к себе Гигеса. Она сказала ему:
«Ты видел меня нагою. Нагою меня может видеть только мой муж. Или ты убьешь царя Кандавла и станешь моим мужем, или я добьюсь того, что царь тебя казнит. Выбирай!»
«Гигес подумал, — говорит Геродот, — и почел за лучшее остаться в живых».
На следующую ночь царица провела его в спальню на то же место, где он стоял накануне. И когда царь Кандавл заснул, Гигес подошел к нему и пронзил его мечом.
Так погиб царь Кандавл, а Гигес стал мужем царицы и повелителем Лидии.
Однако никакое преступление не остается без наказания. И оракул бога Аполлона возвестил, что за смерть царя Кандавла поплатится пятое поколение потомков Гигеса.
«Но как водится, — говорит Геродот, — ни лидийцы, ни цари их не обращали никакого внимания на изречение оракула, пока оно не исполнилось».
Как царь Крез беседовал с мудрецом Солоном
После Гигеса лидийцами правил его сын Ардис, после Ардиса — Садиатт, после Садиатта — Алиатт, после Алиатта — Крез. Таким образом, пятым потомком Гигеса по греческому счету оказался Крез.
Все эти цари с их звучными именами не совершили ничего достопримечательного. Однако именно они первыми из азиатов подчинили себе ближние греческие города — и Смирну, и Эфес, и Милет, и другие.