Рассказы и повести
Шрифт:
– Мне удалось узнать… У следователя вторая семья… Алименты… Он может пойти… Надо ему…
– Дать?– обрадовалась Валентина Павловна.– Дадим! Сколько?
– Да погодите вы! – оборвала ее Мажарова.– Уже раз дали…
– Молчу, молчу,– прижала руки к груди Крюкова.
– Надо ведь с умом… Не пойдешь же прямо…– Нина замолчала, вздохнула, прижала пальцы к губам – думала.
Валентина Павловна почтительно ожидала.
– Эх! – сказала в сердцах Мажарова.– Не доверяю я вам!… Не умеете вы держать язык за зубами…
– Теперь
– Значит, десять, не меньше,– хмуро произнесла Нина.
– Откуда у меня?
Мажарова смерила ее презрительным взглядом, как когда-то Фаина Петровна Вольскую-Валуа.
– Хорошо,– зло усмехнулась она,– выпутывайтесь сами… А уж я как-нибудь позабочусь о себе…
– Ладно,– обреченно кивнула Крюкова.– Но где гарантия, что все кончится и нас не тронут?
– Возьмет деньги – будет связан с нами одной веревочкой…– железным голосом продолжала Мажарова.
Громко, как это почему-то принято в ресторанах, играл оркестр. За столом, заставленным дорогими блюдами и напитками, сидели двое: Нина и Антон. Шел разговор. Не интимный. Просто дружеский. Ибо Антон не претендовал на руку и сердце Нины. Он зашел к ней в общежитие грустный и пришибленный от последних неудач – никуда его петь не брали.
– Прошвырнемся в кабак?– предложила Мажарова.
Ремизов выразительно вывернул карман брюк.
– Я приглашаю,– сказала Нина.
В «Прибой», естественно, не пошли. Но в Южноморске имелись места не хуже.
Бывший солист ансамбля «Альбатрос» все плакался собеседнице в жилетку.
– Предки пилят – повеситься хочется,– говорил он, смоля одну сигарету за другой.– В тунеядцы записали…
– Тебе же нельзя курить, Антоша! – переживала за него Нина.– Голос ведь!…
– На кой он мне теперь! – отмахнулся Ремизов.– Пойду на сейнер… Когда-то я ходил на путину… Возьмут.
– Хватит кукситься!– бодрилась Мажарова, сама наполняя бокалы.– Вот приедет Сергей Николаевич…
– Только на него была вся надежда,– вздохнул Ремизов.
У Нины настроение стало несколько лучше. В ресторанах она забывалась. Казалось, что именно здесь начинается настоящая жизнь. Особенно, когда с легкостью швыряешь на стол для расчета крупные купюры…
– Знаешь, какая у меня идея,– решил поделиться Антон с Мажаровой.– Все равно болтаюсь без дела… Хочу на недельку в Москву махнуть… Брательник обещал одолжить мне башлей… Поразвеюсь там… Заодно попробую найти Роберта…
– Референта Сергея Николаевича?– заволновалась Нина.
– Да, Зайцева… Не знаю, удобно ли…
– Удобно, удобно!– горячо заверила Мажарова.– И зачем Роберта? Ты уж, Антоша, найди самого Сергея Николаевича… Впрочем, вряд ли он в Москве, не то объявился бы… Но ты узнай адрес…
– А как?– спросил Ремизов.
– Очень просто,– ответила Нина.– В справочном бюро.
– Это мысль! – согласился Антон.– Но я знаю, что есть люди, адреса которых не дают. И номера телефонов тоже.
– А ты постарайся! Понимаешь, это ведь не только для меня! Сережа и тебе обещал кое-что…
Для того чтобы Ремизов мог посвятить в Москве поискам Виленского столько времени, сколько понадобится, Мажарова отвалила ему двести рублей.
В Южноморске – бархатный сезон, самый пленительный для курортников, а в столице стояла холодная осенняя погода, с ветром и мокрым снегом.
Ремизов бегал по Москве с красным насморочным носом, отчаянно зяб в плаще. А побегать пришлось изрядно.
В Мосгорсправке ему дали адреса нескольких Виленских, а также десятка два Зайцевых. И жили они в разных районах столицы.
Отправляясь каждый раз по очередному адресу (частенько к черту на кулички), Ремизов с замиранием сердца ожидал увидеть знакомое лицо. Но список адресов постепенно исчерпывался, а это оказывались другие Сергей Николаевичи и Роберты Ивановичи.
Остановился Антон у дальних родственников (седьмая вода на киселе), которых явно стеснял, и все сильнее день ото дня чувствовал, что весьма осчастливил бы их, уехав в свой родной Южноморск.
Когда все адреса кончились, Антон попытался найти дорогих сердцу гостей его города каким-либо другим способом. Зашел в несколько министерств в центре Москвы, сумел даже попасть на Центральное телевидение (пропуск через знакомых устроили все те же родственники). Но, увы, никто не слышал о члене коллегии Виленском, а тем более о его референте Зайцеве…
Разошлись деньги, взятые взаймы у брата и презентованные Мажаровой. На последние Антон купил билет в Южноморск. На купейный вагон не хватило.
Ремизов приехал на вокзал за полтора часа до отхода поезда. Ему осточертела Москва с ее толчеей, забитым транспортом, промозглой погодой и бесприютностью. Антону уже не нужны были ни Виленский, ни Зайцев – поскорее бы домой, на солнышко, к морю. Что скажет Нина, ему было наплевать. Пусть едет в столицу сама. А он сыт по горло…
Южноморск, родной ресторан «Прибой», где он пел по вечерам,– все это Ремизову теперь казалось раем.
Антон стоял возле буфета, дожевывая булочку, с каким-то облегчением думал: слава богу, он не будет наконец видеть эту толпу людей, бесконечно текущих откуда-то и куда-то. Нескончаемый поток безликих индивидуумов…
И вдруг…
Сначала Антон подумал, что ему померещилось. Но когда он получше вгляделся в человека в длинном кожаном пальто, покупающего газету в киоске «Союзпечать», то чуть не вскрикнул от радости.
Это был Роберт Иванович Зайцев.
Зайцев взял сдачу, на несколько секунд задержался, разглядывая в витрине обложки журналов, и этого времени хватило, чтобы Ремизов сумел продраться к нему сквозь поток людей.