Рассказы кстати (Цикл)
Шрифт:
Его иногда становилось жалко: он, бывало, по целым часам стоит здесь и думает.
– Все думаешь, Марко?
Пожмет плечами и отвечает:
– Льзя ли, сударь, не думать… Такое несчастье… срам, и позор, и гибель душе христианской!
Те, кто более с ним разговаривали, первые стали иметь мысли, которые потом мало-помалу сообщились и прочим.
– Как хотите, – говорили, – Марко, разумеется, простой человек, из крестьян, но он умен этим… нашим простым… истинно русским умом.
– И честен.
– Да, и честен. Иначе бы, разумеется,
– Да, да, – поддакивал наш батюшка, пуская себе дым в бороду.
– А он, смотря просто, видит, может быть, то, чего мы не видим. Он судит так: для чего ему было это делать? Денег он не берет. Да ему деньги и не надобны…
– Очевидно не надобны, если не берет, когда ему их предлагают.
– Конечно! Это не из-за денег и делано…
– А из-за чего же?
– А-а, уж об этом вы не меня, а Марко спрашивайте. И батюшка так поддерживал:
– Да, да, да – отселе услышим Марко.
– А что же глаголет Марко?
– А Марко глаголет: «Не верь поляку».
– Но почему же?
– Потому, что он есть поляк и неверный.
– Ну, позвольте, позвольте! Однако ведь неверный – это одно дело, а вор – это совсем другое. Поляки народ амбиционный, и о них этак думать… не того… нечестно.
– Да позвольте, пожалуйста, – перебивает вдохновленный Марко рассказчик, – «этак думать», «этак думать»; а сами, наверное, вовсе и не знаете, о каком думанье говорится… О воровстве нет и речи, нет и подозрения, а поляку именно то самое и принадлежит, что сами ему присвоиваете, – то есть именно амбиция.
– Да что же ему нужно было, чтобы пропали деньги?
– Поляку-то?
– Да-с.
– Вам в голову ничего не приходит?
Все начали думать: «Что такое мне приходит в голову?»
– Нет – ничего не приходит.
– Это оттого, что у нас с вами, батюшка, головы-то дворянством забиты, а простой, истинно русский человек – он видит, что поляку надо.
– Да что же ему надо, – говорите, ведь это всех касается!
– Да, это всех касается-с. Ему в авантаже его родины было, чтобы нас обесславить…
– Батюшки мои!
– Конечно-с! – пустить в ход, что в обществе русских офицеров может случиться воровство…
– А ну как это в самом деле так!
– Да нечего гадать: это так и есть!
– Ах, черт бы его взял!
– Экий коварный народ эти поляки! И батюшка поддержал, сказав:
– Да, да, да.
А потом еще подумали и нашли, что соображения Марко не следует скрыть от командира, но только не надо обнаруживать, что это от Марко, потому что это может вредить впечатлению, а указать какой-нибудь источник более авторитетный и безответственный.
– В трактире, в бильярдной кто-то говорил…
– Нет, – это нехорошо. Полковник скажет: как же вы слышали такую мораль и не вступились. Арестовать надо было, кто это говорил.
– Надо выдумать другое.
– Да что?
Вот тут нам батюшка и помог:
– Лучше всего, – говорит, – сказать, что в общей бане слышали.
Это всем понравилось. В самом деле, ведь умно: баня – место народное, там крик, шум, говор, вместе все голые жмутся и вместе на полке парятся – вместе плескаются… А кто сказал?.. разбери-ка поди или заарестуй… Всех разве надо брать, потому что тут все люди ровненькие, все голенькие.
Так и сделали; и батюшку же самого упросили с этим и пойти.
Он согласился и на другой же день все выполнил.
Полковник тоже этим слухом заинтересовался и говорит:
– И что всего хуже, что это уже сделалось общей молвою… в народе, в бане говорится. Батюшка отвечает:
– Да, да, да! всё в бане… Я это все в бане слышал.
– И что же вы… решительно не могли узнать, кто это говорил?
– Не мог-с. Да, да, да, решительно не мог.
– Очень жалко.
– Да… я очень хотел узнать, но не мог, потому что все, да… знаете, в бане все одинаковы. Нас, духовных, еще кое-как отличить можно, потому мы мужчины, но с косами, а простые люди, кои без этого, все друг на дружку похожи.
– Вы бы могли за руку схватить того, кто говорил.
– Помилуйте – намыленный сейчас выскользнет!..
И притом, как я в это время на полке парился, то мне даже нельзя было его и достать.
– Ну да – если нельзя достать, так тогда, разумеется, нечего… А только, я думаю, все-таки это пока лучше оставить так… Теперь ведь уж несколько времени прошло, а через год этот поляк ведь дал слово приехать… Я думаю, он свое слово сдержит. А вот вы расскажите мне, как по-духовному надо думать о снах? Пустяки они или нет?
Батюшка отвечает:
– Это все от взгляда.
– Как от взгляда?
– Да, то есть нет – я не то хотел… есть сны от бога, просветительные, есть и иные – есть сны натуральные от пищи, есть сны вредные от лукавого.
– То-то вот, – отвечает полковник, – но, однако, и это еще не точно. А вот как вы отнесете такой сон. Моя жена – вы знаете – очень молодая женщина, и покойный корнет был ей и родня и друг ее детства, а потому смерть его ее страшно поразила, и она сделалась как бы суеверна. Притом мы потеряли ребенка, и она перед тем видела сон.
– Скажите!
– Да, да, да. Что касается до снов, то она относится к ним – как вы сейчас сказали. Я этого не разделяю, но опровергнуть не хочу, хотя очень знаю, что если на ночь поужинать, то сон снится «бя» какой – стало быть, это от желудка.
– Да, и от желудка, – согласился батюшка, – даже всего больше от желудка, – но ему пришлось еще помучиться.
– Да-с, – продолжал полковник, – но ведь вот то и дело, что у нее это не сон, а видения…
– Как видения?
– Да-с, понимаете – она не во сне видит, не закрытыми глазами, а видит наяву и слышит…