Рассказы Ляо Чжая о необычайном
Шрифт:
– Наша милостивица [455] живет у дедушки и временами сильно прихварывает. Поэтому я часто навещаю ее.
Вино обошло по нескольку раз. Юноша хотел проститься и уехать, но студент схватил его под руку и задержал. Затем закрыл дверь на ключ. Юноша не знал, что делать, и с раскрасневшимся лицом снова сел.
Студент заправил огонь и стал с ним беседовать. Юноша был нежен, словно теремная девушка. Как только речь переходила на вольные шутки, его сейчас же охватывал стыд, и он отворачивался лицом к стене.
455
Наша
Не прошло и нескольких минут, как студент потащил его с собой под одеяло. Юноша не соглашался, под предлогом дурноты во сне. Дважды, трижды заставлял его студент. Наконец он снял верхнее и нижнее платье, надел штаны и лег на постель.
Студент загасил огонь и вскоре подвинулся к нему; лег на одну с ним подушку, согнул руку, положил ее на бедра и стал его похотливо обнимать, усердно прося его об интимном сближении. Юноша вскипел гневом.
– Я считал вас, – сказал он, – тонким, просвещенным ученым. Вот отчего я так к вам и льну… А это делать – значит считать меня скотиной и по-скотски меня любить.
Через некоторое, весьма малое время, утренние звезды уже еле мерцали. Юноша решительным шагом вышел.
Студент, боясь, что он теперь порвет с ним, стал опять его поджидать. Переминаясь с ноги на ногу, он устремлял взор вдаль, и глаза его, казалось, пронизывали Северный Ковш.
Через несколько дней юноша наконец появился. Студент бросился ему навстречу, стал извиняться за свой поступок и силком втащил его в студию, где торопливо усадил и стал весело с ним разговаривать. В глубине души он был крайне счастлив, что юноша, как говорится, не помнит зла. Вслед за тем он снял туфли, влез на кровать и опять стал гладить его и умолять.
– Ваша привязанность ко мне, – сказал юноша, – уже, можно сказать, врезана в мои внутренности. Однако близость и любовь разве ж непременно в этом?
Студент сладко говорил о том, как бы они сплелись, и просил только разок прикоснуться к его яшмовой коже. Юноша позволил. Студент подождал, пока он уснул, и стал потихоньку учинять легкомысленное бесчинство. Юноша проснулся, схватил одежду, быстро вскочил и под покровом ночи убежал.
Студент приуныл, словно что-то потерял. Забыл о еде, покинул подушку и с каждым днем все более и более хирел. Он теперь только и знал, что посылал своего слугу из студии ходить повсюду и посматривать.
Однажды юноша, проезжая мимо ворот, хотел прямо направиться дальше, но мальчик-слуга ухватил его за одежду и втащил. Юноша, увидя, как начисто высох студент, сильно испугался, стал его утешать и расспрашивать. Студент рассказал ему все, как это было. Слезы крупными каплями так и падали одна за другой вслед его словам.
Юноша прошептал:
– Моим маленьким мыслям всегда представлялось, что, сказать по правде, эта любовь не принесет вашему младшему брату [456] пользу, а для вас будет гибельной. Вот почему я не делал этого. Но раз вам это доставит удовольствие, – разве мне жалко?
456
… вашему младшему брату– то есть мне; ударение здесь, конечно, на слове «младший», что соответствовало требованиям вежливости.
Студент был сильно обрадован, и, как только юноша ушел, болезнь сейчас же пошла на убыль, а через несколько дней он вполне оправился.
Юноша пришел опять, и он крепко-крепко к нему прильнул.
– Сегодня я, пересиливая себя, поддержал ваше желание, – сказал юноша. – Сделайте милость, не считайте, что так будет всегда.
Затем он продолжал:
– Я хотел бы кое о чем вас попросить. Готовы ли вы мне посодействовать?
– В чем дело? – спросил студент.
– Мать моя, видите ли, страдает сердцем. Ее может вылечить только «Первонебная» пилюля Ци Евана. Вы с ним очень хороши, так что можете ее у него попросить.
Студент обещал. Перед уходом юноша еще раз ему напомнил. Студент пошел в город, достал лекарства и вечером передал его юноше. Тот был очень рад, положил ему на плечо руку и очень благодарил.
Студент опять стал принуждать его соединиться с ним.
– Не пристращайтесь ко мне, – сказал юноша. – Позвольте мне подумать для вас об одной красавице, которая лучше меня в тысячи и тысячи раз.
– Кто такая? Откуда? – любопытствовал студент.
– У меня, видите ли, есть двоюродная сестра – красавица, равной которой нет. Если бы вы могли снизойти к ней своим вниманием, я бы, как говорится, «взялся бы за топорище и топор» [457] .
Студент слегка улыбнулся, но не ответил. Юноша спрятал лекарство и ушел. Через три дня он пришел и опять попросил лекарства. Студент, досадуя, что он так опоздал, сказал ему много бранных слов.
– Я, видите ли, не могу допустить себя до того, чтобы принести вам несчастье, и поэтому отдаляюсь… Если же мне не удается дать себя понять, то, пожалуйста, не раскаивайтесь.
457
… «взялся бы за топорище и топор»– то есть стал бы сватом.
С этих пор они сходились и наслаждались, не пропуская ни одного вечера.
Каждые три дня юноша непременно хоть раз просил лекарства. Ци показалось очень странным, что так часто требуется.
– Это лекарство, – сказал он студенту, – таково, что не бывало еще человека, который принял бы его более трех раз. Как это так вышло, что долго нет выздоровления?
Ввиду этого он завернул тройную порцию и сразу вручил ее студенту. Затем, посмотрев на него, Ци сказал:
– Вот что, сударь, вид ваш и выражение лица что-то темны и бледны. Больны вы, что ли?
– Нет, – сказал студент.
Ци пощупал пульс и пришел в ужас.
– Да у вас в пульсе бесовщина! – вскричал он. – Болезнь сидит в «малом потайном»… Кто не остережется – беда!
Студент вернулся и передал юноше эти слова.
– Отличный врач, – сказал тот, вздыхая. – Я действительно лис и боюсь, что не принесу вам счастья.
Студент, боясь, что он обманет, спрятал лекарство и вручил ему не все: думал, что он не придет. Прошло совсем немного дней, и он действительно заболел. Позвал Ци освидетельствовать.