Рассказы о Чапаеве
Шрифт:
— Чапаев, — ответил тот.
Ребята засмеялись:
— Ну да! Чапаев, небось, на громадном коне, и шашка у него серебряная.
В это время Василий Иванович закричал издали:
— Ребята! Вы клинцовские?
— Клинцовские, — ответили они и стали понемногу подходить ближе.
Что вы тут делаете?
— А мы коней караулим, чтоб их казаки не угнали.
— В деревне, значит,
— Ага, казаки.
— Много их там'?
— Много.
Чапаевцы сошли о коней и стали совещаться.
Тени от деревьев становились все длинней, солнце стало опускаться за верхушки деревьев.
Ребята нарубили было сучьев для костра, но как только увидали пулемет — про костер забыли. Они все ближе подходили к тачанке.
— А вы смелые? — спросил их Чапаев.
— Ну, понятно, смелые, — ответил самый старший парнишка; было ему лег четырнадцать.
— Белых из деревни выгнать хотите?
— Хотим.
— Ну, тогда слушайте меня, — сказал Василий Иванович.
Он велел ребятам нарубить ивовых палок и содрать с них кору. Палки стали белыми, как сахар.
Чапаев приказал:
— Когда станет совсем темно, садитесь на коней и скачите к Клинцовке. Да палками, как саблями, повыше размахивайте. А как услышите выстрелы, тикайте по домам. Ясно?
— Ясно, — ответили клинцовские ребята.
Пока стругали ивовые палки, примеряли их — годятся ли для сабель, пока садились на лошадей и выстраивались в ряды, наступила ночь.
Ребята помчались на конях к деревне.
А Чапаев со своими бойцами подъехал к Клинцовке с другой стороны.
Он выстрелил в темноте из револьвера и бросил вверх ракету.
Ракета с шипением взвилась высоко в воздух и рассыпалась синими искрами.
Сонные казаки выбежали на улицу и при свете ракеты увидели — скачут к ним конные с поднятыми белыми саблями.
Потом ракета погасла, и всадники скрылись в темноте.
А в это время с другой стороны деревни застучал пулемет, загремели револьверные выстрелы.
Едва успели казаки схватить оружие, как на них налетели конники, с Чапаевым во главе.
Казаки растерялись. Теперь они видели, что красные несутся на них со всех сторон.
Казаки побросали оружие и начали прятаться по дворам.
Чапаев со своими пятью бойцами стал объезжать дворы и забирать пленных.
А в это время клинцовские ребята с ивовыми палками сидели уже по своим избам. Как велел Чапаев, они при первом выстреле бросились бежать во все стороны.
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Отряд Чапаева увеличивался с каждым днем. В нем было уже несколько тысяч бойцов — целая дивизия.
И стал Чапаев начальником дивизии.
А комиссаром к нему прислали Дмитрия Фурманова.
Однажды ночью пошел Фурманов проверять красноармейские посты. Он увидел посреди деревни костер и подошел поближе.
У костра сидели красноармейцы, кипятили в ведре воду и вполголоса вели разговор.
— А кто он будет?.. Из каких он, Чапаев-то?..
— Из таких, как мы с тобой. Плотник он. До войны с пилой и топором всю Саратовскую губернию обошел да всю Уральскую область. Он тут каждую деревню знает. Без карты все пути-дорожки, все тропочки до самого Урала помнит. А сам он, крестьянин, бедняцкого роду, Балашовского уезда. Саратовской губернии. С малых лет работать пошел. Было ему лет двенадцать, отдали его к купцу — товар отвешивать на весах. И стал его купец учить, как обвешивать да людей обманывать. А он не хочет. Купец его за это и прогнан.
— Прогнал?
— Выгнал вон из своей лавки. А Чапаев — сам знаешь, какой он, — неужто стерпит?! Он и тогда за правду стоял. Купец богатый, а Чапаев не испугался. «Жулик ты!» говорит…
— О?!
— Купец тут от злости чуть не задохнулся. Не привык к правильному разговору. «Я, — говорит, — знаешь, что с тобой по закону сделаю?» А у буржуя какой закон? «Захочу — в гроб заколочу», вот какой у него закон. «Я тебя, — кричит купец Чапаеву, — не только из моего дома, я тебя со всего села выгоню!» Василий Иванович поглядел на него, да и отвечает: «А со всей земли прогнать меня не можешь? И то ладно. А я тебя, гляди-ко, выгоню, дай срок!» Вон, стало быть, с какой поры Чапай вражду с буржуем ведет…
Разговор на минуту умолк.
Фурманов присел к огню на корточки, достал уголек и раскурил им свою трубку.
Один красноармеец проговорил негромко:
— Расскажи, Еремеев, про часы.
Плечистый боец в черной папахе откликнулся:
— Да ведь рассказывал уже…
— А ты еще раз расскажи. Вон товарищ, — красноармеец кивнул на Фурманова, — небось, не слыхал.
Еремеев помолчал немного и потом начал:
— Было это, когда мы белоказаков выбивали из станицы Сломихинской. Не дошли еще до станицы — ранили меня в голову. Минут десять я, должно быть, без памяти пробыл. Ну, а потом сделали мне перевязку, взял я винтовку, опять пошел вперед. Иду, а сам шатаюсь. Погляжу на небо — солнце мне черным кажется.
— Ослабел, значит?
— Ослабел. И не то чтоб от боли, а скорей всего — много крови потерял. Да. Иду, шатаюсь. Подпираюсь винтовкой. Долго ли шел, и не помню. Гляжу — Чапаев передо мной. «Ты куда? — спрашивает. — Тебе в госпиталь надо, отдыхать, рану залечивать». Поглядел я на Василия Ивановича, и вроде веселей мне стало. Отвечаю я ему громким голосом: «Нет, — говорю, — товарищ Чапаев, отдыхать мне еще не пора». Глянул он на меня, помолчал. Потом снимает у себя с руки часы и подает мне: «Носи! Помни Чапаева». Я заробел было. Не беру часов. «Что ты, Василий Иванович! Часы тебе самому нужней…» А он как осерчает: «Бери, говорю, заслужил награду! А Чапаев своего слова никогда не менял!»