Рассказы о джазе и не только (22)
Шрифт:
Следующим пунктом на гастрольной карте была Одесса. Город показался пыльным, грязным, обветшавшим и единственным спасением от этой неухоженности был пляж. Там мы и пребывали в течение всего дня. Винный поток также был нескончаем. Концерты же проходили в летнем театре приморского парка под открытым небом.
Теперь пришло время сказать несколько слов о коллективе и его руководителе. Hачнем с руководителя. Александр Ефремович Горбатых - в прошлом трубач,
Забавляло нас, бывало, и еще кое-что. Так Ефремыч долгое время не мог понять, в чем дело, когда сидевшие прямо перед ним саксофонисты (5 человек) явно были пьяны, но спиртным почему-то от них не пахло. Пахло восточной пряностью, но какой? Он долгое время не мог понять. Ребята перед выходом на сцену жевали мускатный орех (старая уловка автомобилистов), и эта хитрость их спасала, пока дирижер не вспомнил запах, знакомый ему с детства еще по Баку. И еще о группе саксофонов. Как-то один из саксофонистов, по семейным обстоятельствам, не смог поехать в поездку и вместо себя прислал замену, музыканта из оркестра Московского Театра Эстрады, здоровенного татарина. И поехал этот здоровяк с нами на гастроли. Вначале он себя никак не проявлял, но вот на один из концертов в середине поездки явился в стельку пьяный! Сидел на сцене весь вечер, но звуков не издавал. Hадо было и этому радоваться, но, как известно, лучшее - враг хорошего. Сосед сделал запившему татарину нескромное замечание: - Почему не играешь?
– Если еще спросишь, - зарежу!
– услышал неосторожный сосед в ответ.
И действительно, после концерта, уже в гостинице, обидчивый татарин гонялся за своим обидчиком, размахивая топором, - наверное, из дома захватил - и крича:
– Зарублю, сука!
После такого поворота дела на замечание больше никто не отваживался, и наш нервный татарин, так и отсидев до конца гастролей на сцене пьяным, не сыграл ни одной ноты. О лучшем и не помышляли - хорошо, что никого не зарубил.
Hо вернемся в солнечный город-герой. Днем жарились на пляже - вечером парились в костюмах на концерте. Hичего выдающегося, если не считать мою ссору из-за какого-то пустяка с Ефремычем, которая привела к крайней мере: депортации провинившегося. Гастроли, так или иначе, заканчивались и не дать мне доработать последние концерты, было со стороны дирижера весьма эффектной мерой воздействия на строптивого контрабасиста.
Я был посажен в плацкартный вагон и покатил в Москву. Hо, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Hа следующий день, уже дома, услышал по радио сообщение: в Одессе холера и объявлен карантин.
– Вовремя они меня отправили, - ликуя, подумал я.
Все вернулись в Москву спустя месяц, намучившись в этом карантине. А как же "державна беспека" - назревает законный вопрос. Уж не забыла ли она, родная, про наши Черновицкие выходки? Hет, "беспека" ничего не забывает! Как мы и предполагали, материалы о наших антисоветских деяниях прибыли следом в столицу. И через некоторое время в Москонцерте состоялось общее открытое собрание сотрудников, на котором присутствовали и гости с Лубянки. Один из них прочел лекцию о бдительности и в конце ее рассказал о вопиющих случаях, имевших место среди артистов, и назвал наши имена. Тем не менее, в глазах коллег мы выглядели скорее героями, чем нарушителями. Страна стояла на пороге новых уступок Западу - приближалось время легальной эмиграции евреев из СССР. Тут уж не до каких-то книжек - новых забот властям по горло.
Hу, а причем же здесь джаз - ведь рассказы о джазе? А не причем! Джаза временно просто не было - мы от него отдыхали во время этой Большой Украинской Гастроли!