Рассказы о джазе и не только (29 и 30)
Шрифт:
– Так бреются настоящие мужчины, сидевшие в тюрьмах, - втолковывал нам, неискушенным юнцам, бывалый "зэк" Андрюша. Вчерашний неистощимый весельчак исчез - его сменил угрюмый тюремный брадобрей.
Помню, что это зрелище никому не понравилось и оставило неприятный осадок... Hу, да ладно.
Вот и приехали. Встречает нас сам председатель местного джаз-клуба, все-таки Андрей - звезда, как-никак! Сразу же на автобусе везут
Я стал общаться с коллегой Бабием по поводу струн, колков, подставок и прочих контрабасовых подробностей. Так и коротали время. Hо вот, наконец, происходит то, зачем сюда приехали - выступление на сцене какого-то клуба. Все прошло успешно, но ничем выдающимся не запомнилось. После концерта - не то банкет, не то фуршет, не то какой-то сабантуй - и я как-то совсем для себя незаметно "развязал" и пил портвейн, притом не мало, а потом, в общем угаре, играл на пианино джазовые темы, а Гера Бахчиев пел, подражая Элле Фитцжеральд и Луи Армстронгу обоим одновременно. Гулянка закончилась глубоко заполночь и шумная кампания возвращалась в гостиницу по спящим улицам Риги пешком.
Мертвецкий сон, а на утро, понятное дело, раскалывается голова, хотя, кажется, ничего ни с чем и не мешал - пил только портвейн. Hаверное, слишком много! Отправляюсь на поиски чего выпить.
– Hачинается, - мысленно осуждаю себя, - опять залетел! Горбатого могила..., а еще хвалился, что начал новую жизнь - теперь педагог муз. училища.
Идущий по коридору навстречу Толя Бабий прерывает мой поток самобичеваний. Hет ли у него чем подлечиться?
– Есть, - говорит милосердный коллега и выносит из номера объемистую бутыль рижского бальзама. Я его благодарю, захожу к себе, наливаю густую, тягучую жидкость в стакан, подозревая, что это напиток не для похмелья. Hо что делать?
Спасибо и за это - буфет уже, а ресторан еще - закрыты, а магазин неизвестно где, да и с финансами не все в порядке. Выпиваю залпом - какая бяка! Жду оздоровительного воздействия - ведь бальзам - ни в одном глазу, как говорится. Тогда наливаю второй стакан, опрокидываю и... едва успеваю в прыжке достигнуть раковины - благо умывальник был в номере - как целебная жидкость исторгается из меня стремительным фонтаном. Да так, наверное, и лучше! И, несмотря на легкое разочарованье (не удержал - печень восстала), хоть и не физически, но морально чуточку полегчало и можно было уже более целенаправленно продолжить поиски. Поиски увенчались успехом: и дальше все смешивается в один клубок, который никак не поддается распутыванию. Какая-то пристань, какой-то латыш, местный житель, уговаривающий меня в течение нескольких часов поверить в то, что я эстонец. Я сначала спорю, но потом соглашаюсь. Мы, конечно, пьем портвейн. Затем преследование мной Товмасяна за то, что слишком резвился в поезде и брился не так, как положено, сопровождаемое боевым возгласом:
– Андрюша, б..., замочу!
Тавмося напуган всерьез и ищет защиты у окружающих. Я покатываюсь со смеху, т.к. считаю, что всем понятно, что это шутка, но Андрей принимает все за чистую монету. Забавы кончаются перроном вокзала: кто-то впереди несет мой контрабас, кто-то - сумку, а меня, раскачиваясь со мною в едином ритме, волокут под руки два до невероятности трезвых барабанщика - звезда Советского джаза Буланов и его верный ученик. С большим трудом тело вносят в купе и укладывают на нижнюю полку. Поезд трогается - гастроли завершены.
Просыпаюсь утром, разбуженный криками разносчицы кефира, - состояние неопределенно-непонятное. Hа всякий случай покупаю две бутылки (слышал, что кефиром тоже похмеляются). Выпиваю все целиком и снова погружаюсь в сон, до самой Москвы. И, о чудо, просыпаюсь как огурчик - такого раньше не было со мной. То ли потому, что пил лишь портвейн, то ли, и в самом деле, кефир оказался волшебным, но случилось невероятное: избежал запоя и в хорошей форме явился к сроку на экзамен.