Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
решил взглянуть на живых героев.
Под городом Юхновом собрались к нему партизаны. Были всякие: и старые
и молодые, подороднее и попроще, кое-кто с боевыми рубцами, и даже один без
глаза, и тоже, как у Кутузова, — правого.
Набились крестьяне в избу. Расселись.
Стал угощать их Кутузов чаем. Пьют мужики осторожно, не торопясь, сахар
вприкуску. За чаем зашел разговор. Конечно, прежде всего о войне, о
французах.
— Французы народ
слабее. Дал Бонапарт промашку: разве испугом возьмешь Россию!
— Тут Невский еще сказал, — вспомнил безглазый, — прибудешь с мечом, от
меча и погибнешь!
— Верно! — шумят крестьяне.
Заговорили затем о Москве.
— Конечно, жалко. Немаленький город. Веками в народе славится. Да разве
Москва — Россия? Отстроится город. Была бы жива держава.
Хвалит Кутузов крестьян за смелые стычки с французами.
— Мы что... Нам достается плотвичка. Тут армии первое слово.
Видит Кутузов — неглупый народ собрался. Приятно вести беседы.
— О Денисе Давыдове слышали?
— А как же! И в нашем уезде его отряды. Лихой командир. Зачинатель
великого дела.
— Говорят, на Смоленщине женщина видная есть?
— Так это же Кожина, — отвечают крестьяне. — Старостиха Василиса.
Гвардейская баба! Мужской хватки.
Вспомнили солдата Четвертакова.
— Природный начальник. Ему б в офицерах положено быть.
Потом как-то, Кутузов и не заметил, разговор перешел на другое. Заговорили
крестьяне про озимые, про яровые. Про недород на Смоленщине. Потом о барах,
и вдруг:
— Михаила Илларионович, ваша светлость, а как насчет воли? Чай, после
победы крестьянам ее дадут?
— И как там с землей? — сунулся кто-то.
Не ожидал Кутузов такого. Ну что он скажет крестьянам про волю? Дикость,
конечно, в России. Кутузов бы волю дал. Да он ведь только над войском начальник.
Сие не ему решать.
Не знает, что и ответить фельдмаршал. Впервые попал впросак.
Ясно крестьянам, что трудный задали вопрос. Не захотели смущать Кутузова,
снова вернулись к войне. Да только разговор как-то уже не клеился. Отпустил их
Кутузов.
Идут по селу крестьяне:
— Да, воли оно не предвидится.
— И земля, как была, — у господ останется.
Замедлил ход вдруг какой-то парень. Скинул он шапку и с силой об
землю:
— Только напрасно с французами бьемся! Жизнью своей рискуем.
— Цыц, молоко необсохшее! — выкрикнул тот, безглазый. — Тут вещи не
равные — разные. Баре есть баре. Россия — Россия!
ЧТО-ТО ТОПОРЩИТСЯ
Забелело. Выпал недавно снег. Идет по дороге отряд французский. Ремни у
солдат подтянуты. Холод, конечно. Одежда летняя. Только холод еще терпим.
Голод французов мучает.
Вдруг навстречу сани крестьянские по первопутку. Мужик на санях.
Мальчонка лошадкой правит. Бежит лошаденка трусцой. Снег пока неглубокий. Хорош
у полозьев накат.
Сани груженые. Что-то рядном укрыто. Что-то такое топорщится. Размечтались
солдаты:
— Может, хлеба мешки печеного.
— Может, мясо отвозят в город.
— Может, боров рядном укрыт.
— Вот была бы удача!
Смотрят на лошаденку. Лошаденка хоть роста среднего, не кавалерийский,
конечно, конь, да неплохо, видать, откормлена. Так и просится прямо с санями
в котел. Разгораются страсти солдатские. Криком кричит аппетит.
— Эх, не свернул бы мужик с дороги!
Да нет. Не чует беды лошаденка. Не чует беды мальчишка. Глупо сидит
мужик. Скользят по ухабам сани. Все ближе и ближе. Солдатский спирается дых.
Еще минута, и знай что хватай.
И вдруг... Развернулись, как в танце, сани. Хвостом повернулась к
французам лошадь. Послушно застыла. Спрыгнул мужик на землю. Тянет с саней
рядно.
— Берегись! — закричали французы. Схватили поспешно ружья.
Пушка на них глядит.
И вот — запал в руках у крестьянина. Мальчишки восторженный вид. Пламя.
Грохот. Картечи свист. Ответно раненых стон протяжный. Дорога в телах
побитых.
Дело сделано. Что есть силы летит лошаденка. Небо. Поле. Полозьев скрип.
БАСНЯ КРЫЛОВА
Капитан Ивлев из Петербурга привез газетку, в которой была напечатана
басня «Волк на псарне» стихотворца Крылова.
Стали офицеры ее читать:
Волк ночью, думая залезть в овчарню,
Попал на псарню.
Далее речь шла о том, как поднялась тревога. И вот уже:
Бегут: иной с дубьем,
Иной с ружьем.
«Огня! — кричат: — огня!» Пришли с огнем.
Взмолился волк, увидя свою погибель. Стал хитрить и ловчить. Уверяет, что
пришел он сюда вовсе не с целью разбоя. Клянется, что отныне он овцам друг.
Что больше никогда трогать мирных отар не станет.
Посмотрел на разбойника ловчий:
...«Послушай-ка, сосед...
Ты сер, а я, приятель, сед.
И волчью вашу я давно натуру знаю;
А потому обычай мой:
С волками иначе не делать мировой,
Как снявши шкуру с них долой».
И тут же выпустил на Волка гончих стаю.