Рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)
Шрифт:
То был крепкий, загорелый молодой человек, небольшого роста, с резкими чертами лица и быстрыми движениями.
– Ну хорошо, тогда я расскажу, как было дело, – сказала его спутница. – Мы с Фрэнком познакомились в 1881 году на прииске Мак-Квайра, близ Скалистых гор, где папа разрабатывал участок. Мы дали друг другу слово. Но вот однажды папа напал на богатую золотоносную жилу и разбогател, а участок бедного Фрэнка все истощался и в конце концов совсем перестал что-либо давать. Чем богаче становился папа, тем беднее становился Фрэнк. Папа теперь и слышать не хотел о нашем обручении и увез меня во Фриско [22] . Но Фрэнк не сдавался. Он поехал за мной во Фриско, и мы продолжали видеться без ведома папы. Папа страшно рассердился бы, если б узнал об этом, поэтому мы и решили все сами. Фрэнк сказал, что он уедет и тоже наживет капитал и что он приедет за мной только тогда, когда у него будет столько же денег, сколько у папы. А я пообещала,
22
Так американцы называют город Сан-Франциско.
Через некоторое время я узнала, что Фрэнк в Монтане; потом он уехал искать золото в Аризону, а следующее известие о нем я получила уже из Нью-Мексико. Потом появилась эта длинная газетная статья о нападении на прииски индейцев-апачей, и я прочитала имя моего Фрэнка в списке убитых. Я потеряла сознание и в течение нескольких месяцев была тяжело больна. Папа уж думал, что у меня чахотка, и водил меня по всем докторам Фриско. Больше года я ни слова не слышала о Фрэнке и была совершенно уверена, что он умер. Тут во Фриско приехал лорд Сент-Саймон, потом мы с папой поехали в Лондон, пошли разговоры о свадьбе, и папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что ни один мужчина в мире не может занять в моем сердце то место, какое занимал мой бедный Фрэнк.
Однако если бы я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, я была бы ему верной женой. Мы не вольны в нашей любви, но управлять своими поступками – в нашей власти. Я шла с ним к алтарю с твердым намерением исполнить свой долг, насколько это было в моих силах. Но вообразите себе, что я почувствовала, когда, подойдя к алтарю и оглянувшись, вдруг увидела Фрэнка: он стоял возле первой скамьи и смотрел прямо на меня. Сначала я подумала, что это призрак. Но когда я оглянулась вторично, он по-прежнему стоял там и своим взглядом словно спрашивал меня, рада я тому, что вижу его, или нет. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Все кружилось передо мной, и слова священника доносились до меня, точно жужжанье пчелы. Я не знала, как быть. Остановить брачную церемонию, пойти на скандал в церкви? Я снова взглянула на него, и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил палец к губам, как бы советуя мне молчать. Потом я увидела, как он торопливо пишет что-то на клочке бумаги, и поняла, что эта записка предназначалась мне. Проходя мимо его скамейки, я уронила букет к его ногам, и он, возвращая цветы, успел сунуть мне в руку записку. В ней была всего одна строчка: он просил, чтобы я вышла к нему, как только он подаст мне знак. У меня, конечно, не было и тени сомнения, что теперь мой первый долг – повиноваться ему и делать все, что он скажет.
Придя домой, я все рассказала моей служанке, которая знала Фрэнка еще в Калифорнии и очень любила его. Я велела ей молчать обо всем, сложить кое-что из самых необходимых вещей и приготовить мне пальто. Я знаю, что мне следовало бы поговорить с лордом Сент-Саймоном, но это было так трудно в присутствии его матери и всех этих важных гостей! И я решила, что сначала убегу, а потом уже объяснюсь с ним, когда это будет возможно. Мы не просидели за столом и десяти минут, как я увидела через окно Фрэнка, стоявшего на противоположном тротуаре. Он кивнул мне и зашагал по направлению к парку. Я вышла из столовой, накинула пальто и пошла вслед за ним. На улице ко мне подошла какая-то женщина и начала рассказывать что-то о лорде Сент-Саймоне. Я почти не слушала ее, но все же мне стало ясно, что и у него тоже была какая-то тайна до нашей женитьбы. Вскоре мне удалось отделаться от этой женщины, и я нагнала Фрэнка. Мы сели в кеб и поехали на Гордон-сквер, где он успел снять квартиру, и это была моя настоящая свадьба после стольких лет ожидания. Фрэнк, оказывается, попал в плен к апачам, бежал, приехал во Фриско, узнал, что я, считая его умершим, уехала в Англию, поспешил вслед за мной сюда и наконец разыскал меня в день моей второй свадьбы.
– Я прочитал об этом в газетах, – пояснил американец. – Там было указано название церкви и имя невесты, но не было ее адреса.
– Потом мы начали советоваться, как нам поступить. Фрэнк с самого начала стоял за то, чтобы ничего не скрывать, но мне было так стыдно, что хотелось исчезнуть навсегда и никогда больше не видеть никого из этих людей – разве только написать несколько слов папе, чтоб он знал, что я жива. Я с ужасом представляла себе, как все эти лорды и леди сидят вокруг свадебного стола и ждут моего возвращения. Поэтому Фрэнк взял мое подвенечное платье и остальные вещи, связал их в узел, чтобы никто не мог выследить меня, и отнес в такое место, где никто не мог бы их найти. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы в Париж, если бы сегодня вечером к нам не пришел этот милый джентльмен, мистер Холмс, – хотя, каким чудом он нас нашел, это просто уму непостижимо. Он доказал нам – очень
Лорд Сент-Саймон слушал этот длинный рассказ все с тем же напряженным и холодным видом. Брови его были нахмурены, а губы сжаты.
– Прошу извинить меня, – сказал он, – но не в моих привычках обсуждать самые интимные свои дела в присутствии посторонних.
– Так вы не прощаете меня? Вы не хотите пожать мне руку перед тем, как я уеду?
– Нет, почему же, если это может доставить вам удовольствие.
И он холодно пожал протянутую ему руку.
– Я надеялся, – начал было Холмс, – что вы не откажетесь поужинать с нами и провести вечер в дружеской беседе.
– Право, вы требуете от меня слишком многого, – возразил достойный лорд. – Я вынужден примириться с обстоятельствами, но вряд ли можно ожидать, чтобы я стал радоваться тому, что произошло. С вашего позволения, я пожелаю вам всем приятного вечера.
Он сделал общий поклон и торжественно удалился.
– Интересный выдался случай, – заметил Холмс, когда гости ушли. – Он с очевидностью доказывает, как просто можно иногда объяснить факты, которые на первый взгляд представляются почти необъяснимыми. Что может быть проще и естественнее ряда событий, о которых нам рассказала молодая леди, – событий, самым логическим путем вытекающих одно из другого. И что может быть удивительнее тех выводов, которые можно из них сделать, если смотреть на вещи, скажем, с точки зрения мистера Лестрейда из Скотленд-Ярда.
– Так вы, значит, были на правильном пути с самого начала?
– Для меня с самого начала были очевидны два факта: первый – что невеста шла к венцу совершенно добровольно, и второй – что сразу после венчания она уже раскаивалась в своем поступке. Ясно как день, что за это время произошло нечто, вызвавшее в ней такую перемену. Что же это могло быть? Разговаривать с кем бы то ни было вне дома она не могла, потому что жених ни на секунду не расставался с нею. Но, может быть, она увидела кого-нибудь? Если так, это мог быть только американец: она провела в Англии слишком короткое время, и вряд ли кто-нибудь здесь успел приобрести над ней такое огромное влияние, чтобы одним своим появлением заставить ее изменить все планы. Итак, методом исключения мы уже пришли к выводу, что она могла увидеть американца. Но кто же был этот американец и почему встреча с ним так подействовала на нее? Это мог быть либо возлюбленный, либо муж. Юность девушки прошла, как известно, в дикой среде и в весьма своеобразной обстановке. Все это я узнал еще до рассказа лорда Сент-Саймона. А когда он сообщил нам о мужчине, оказавшемся в церкви, о том, как невеста переменила свое обращение с ним, как она уронила букет – испытанный прием для получения записки, – о разговоре леди Сент-Саймон с любимой горничной и о ее многозначительном намеке на «захват чужого участка» (а на языке золотопромышленников это означает посягательство на то, чем уже завладел другой), – все стало для меня совершенно ясно. Она убежала с мужчиной, и этот мужчина был либо ее возлюбленным, либо мужем, причем последнее казалось более вероятным.
– Но каким чудом вам удалось разыскать их?
– Это, пожалуй, было бы трудновато, но мой друг Лестрейд, сам того не понимая, держал в руках ценнейшее указание. Инициалы, разумеется, тоже имели большое значение, но еще важнее было узнать, что на этой неделе некто с такими инициалами останавливался в одной из лучших лондонских гостиниц.
– А как вы установили, что это была одна из лучших?
– Очень просто: по ценам. Восемь шиллингов за номер и восемь пенсов за стакан хереса берут только в первоклассных гостиницах, а их в Лондоне не так много. Уже во второй гостинице, на Норсамберленд-авеню, я узнал из книги для приезжающих, что мистер Фрэнсис X. Маултон, из Америки, выехал оттуда как раз накануне. А просмотрев его счета, я нашел те самые цифры, которые видел в копии счета. Свою корреспонденцию он распорядился переслать по адресу Гордон-сквер, 226, куда я и направился. Мне посчастливилось застать влюбленную пару дома, и я отважился дать молодым несколько отеческих советов. Мне удалось доказать им, что для них же будет во всех отношениях лучше, если они разъяснят всему обществу, и особенно лорду Сент-Саймону, создавшееся положение. Я пригласил их сюда, пообещав им встречу с лордом, и, как видите, мне удалось убедить его явиться на это свидание.
– Но результаты свидания не блестящи, – заметил я. – Он был не слишком любезен.
– Ах, Уотсон, – с улыбкой возразил мне Холмс, – пожалуй, вы тоже были бы не слишком любезны, если бы после всех хлопот, связанных с ухаживанием и со свадьбой, вы оказались бы вдруг и без жены и без состояния. По-моему, мы должны быть крайне снисходительны к лорду Сент-Саймону и благодарить судьбу за то, что, по всей видимости, никогда не окажемся в его положении… Передайте мне скрипку и садитесь поближе. Ведь теперь у нас осталось нерешенной только одна проблема – как убить время в эти темные осенние вечера.