Рассказы о животных (сборник)
Шрифт:
Между тем приближалось большое соревнование всех возрастов — полет на девятьсот миль из Чикаго в Нью-Йорк.
Голуби были отправлены в Чикаго по железной дороге. Там их выпустили одного за другим.
Чем лучше был голубь, тем позже его выпускали. Последним был выпущен Арно.
Миновав Чикаго, несколько голубей инстинктивно соединились в стаю. Возвратный голубь следует по прямой линии, когда повинуется общему чувству направления, но когда ему приходится проделывать знакомый уже путь, он обыкновенно придерживается известных признаков, сохранившихся у него в памяти. Большинство птиц тренировались по пути, идущему на Колумбус и Буффало. Арно знал дорогу на Колумбус, но знал дорогу и на Детройт. Поэтому, миновав озеро Миниган, он полетел
Детройт, Буффало, Рочестер с их знакомыми башнями и трубами один за другим растаяли в пространстве, и приближались уже Сиракузы. День клонился к вечеру. Арно пролетел шестьсот миль в двенадцать часов и был, без всякого сомнения, впереди всех. Но вдруг ему захотелось пить. Пролетая над городскими крышами, он увидел голубятню и, спустившись с высоты двумя-тремя большими кругами, примкнул к своим соплеменникам и жадно напился из корытца. Он не раз уже проделывал это и раньше.
Всякий любитель голубей всегда желает, чтобы вестники пользовались его гостеприимством. Владелец голубятни был тут и заметил незнакомого голубя. Он осторожно стал на такое место, откуда мог следить за ним. Один из его собственных голубей вздумал было поспорить с пришельцем, и Арно, защищаясь развернутым крылом, выставил напоказ ряд напечатанных рекордов. Владелец дернул веревку дверцы, и через несколько мгновений Арно очутился у него в плену.
Похититель развернул испещренные надписями крылья, прочел один рекорд за другим и, взглянув на серебряное кольцо — ему бы следовало быть золотым, — прочел имя голубя и воскликнул:
— Арно! Арно! О, я слыхал о тебе, приятель, и очень рад, что получил тебя!
Он срезал записку и прочел:
«Арно оставил Чикаго сегодня в 4 часа утра. Он участвует в большом перелете всех возрастов по маршруту Чикаго — Нью-Йорк.»
— Шестьсот миль в двенадцать часов! Ты побил все рекорды!
И голубиный вор нежно, почти благоговейно впустил трепещущую птицу в клетку.
— Ну, — добавил он, — тебя, я знаю, не убедишь остаться, но я могу получить от тебя наследников и развести твою породу.
Итак, Арно был заперт в удобном помещении вместе с несколькими другими узниками. Хозяин голубятни, хотя и вор, был искренний любитель голубей. Он не отказывал своему пленнику ни в чем.
Так прошло три долгих месяца. Сперва Арно только и делал, что шагал по целым дням вдоль решетки, заглядывал вверх и вниз, где бы улизнуть, но на четвертый месяц он, видимо, отказался от побега, и внимательный тюремщик приступил к выполнению второй части программы. Он ввел к Арно застенчивую молодую голубку. Однако толку вышло мало: Арно не стал даже смотреть на нее. Немного погодя тюремщик удалил голубку, и Арно был на целый месяц оставлен в одиночном заключении. Затем привели новую голубку, но и с этой дело не пошло на лад, и так продолжалось целый год. Арно либо яростно колотил красавиц, либо выказывал к ним презрительное равнодушие, а временами старое желание вернуться домой снова возникало в нем с удвоенной силой, и он бился о проволочную стенку или в волнении метался взад и вперед. Когда началась ежегодная линька голубя, тюремщик бережно стал подбирать на память каждое выпадавшее из крыльев драгоценное перо, и, по мере того как вырастали новые, он аккуратно повторял на них историю славных подвигов Арно.
Медленно протянулось два года. Тюремщик переселил Арно в новую голубятню и дал ему новую самочку. Случайно в ней оказалось большое сходство с оставленной дома изменницей, и Арно обратил на нее внимание. Однажды тюремщику показалось, что его знаменитый пленник слегка ухаживает за красавицей, и — да, сомнения нет! — вот она готовит уже себе гнездо. Заключив из этого, что они окончательно столковались, тюремщик впервые открыл дверцу, и Арно очутился на свободе. Замешкался ли он? Растерялся ли? Ничуть не бывало.
Как только перед ним открылось свободное воздушное пространство, он рванулся на волю, развернул свои удивительные расписные крылья и бросился прочь от ненавистной тюрьмы — все дальше и дальше.
Ни один человек никогда не любил так свой дом, как Арно любил свою голубятню.
Домой, домой, к милому дому! Все испытания и горести, которые он пережил на старой голубятне, были позабыты. Ни годы тюрьмы, ни поздняя любовь, ни страх смерти не могли подавить любви к родине, и если бы Арно владел даром песни, он, несомненно, запел бы героическую песнь. Он летел ввысь восходящими кругами, повинуясь единственному стремлению, способному подчинить эти славные крылья, — выше, выше, влекомый любовью к родине, верный единственному своему дому и изменнице-подруге. Закрыв, как говорят, глаза, закрыв, как утверждают, уши, закрыв, как все мы думаем, разум, он несся по лазури, всецело отдаваясь своему тайному руководителю — чувству направления.
Арно летел с быстротой стрелы на юго-восток. Сиракузский грабитель простился с Арно навсегда.
Внизу, в долине, дымил курьерский поезд. Он был далеко впереди, но Арно нагнал и опередил его, как дикая утка на лету обгоняет плывущего выхухоля. Высоко над долинами, низко над горами Ченанго, где сосны шепчутся с ветрами, он летел все дальше и дальше.
Из гнезда на дубу безмолвно выплыл ястреб, подсмотревший голубя и наметивший его себе в жертву. Арно не свернул ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз, не потерял ни одного взмаха крыльев. Ястреб дожидался. Но Арно миновал его, как олень в полном расцвете сил минует засаду медведя. Домой, домой!
Мах, мах, мах! — мелькали сверкающие крылья по знакомому теперь пути. Через час он увидит знакомые горы. Вот он уже пролетает над ними. Быстро бегущие навстречу родные места вливали в него новую силу. Домой! домой! — без слов пело его сердце. Как умирающий от жажды путник глядит на едва заметные вдали верхушки пальм, так его блестящие глаза с надеждой всматривались в отдаленный дым Манхэттена [Манхэттен — остров, на котором стоит город Нью-Йорк].
С гребня гор сорвался сокол-голубятник. Быстрейший из хищников, гордый своей силой, гордый своими крыльями, он радовался достойной добыче. Немало голубей попало в его гнездо, и он плыл теперь по ветру, паря, сберегая силы, выжидая удобного мгновения. О, как точно он выбрал это мгновение! Вниз, вниз ринулся он, мелькнув, как стрела. Ни дикая утка, ни коршун не могли бы увернуться от него, потому что это был сокол.
Лети обратно, голубь! О, голубь, спасайся, обогни опасные горы!
Свернул ли голубь с пути? Нет, так как то был Арно. Домой, домой, домой! Ни о чем другом он не думал. Спасаясь от сокола, он только быстрее летел. Сокол ринулся — ринулся на это сверкающее пятнышко — и возвратился ни с чем. Арно между тем прорезал воздух долины, как камень, пущенный из пращи: сперва белокрылая птица, затем пятно с трепещущим сиянием — и вскоре ничтожная точка. Дальше, вдоль милой долины Гудзона, знакомой ему большой дороги… Прошло уже два года с тех пор, как он видел ее. Теперь он несется ниже. С севера поднялся ветерок и рябит под ним реку. Домой, домой, домой!.. Уже встают перед ним городские башни. Домой, домой! Нужно держаться низко, так как поднялся ветер.
Низко! Увы, он летел слишком низко! Какой злой дух спрятал охотника за верхушкой этого холма? Что за бес указал ему белое мелькающее пятнышко, выплывающее из лазури навстречу северу? О, Арно, Арно, несущийся так низко, не забывай о стрелке! Слишком, слишком низко ты проносишься над этим холмом. Слишком низко.
Вспышка, треск! — и смертоносный град настиг Арно; настиг, изувечил, но не сбил с пути. Мелькающие крылья уронили сломанные расписные перья, медленно опустившиеся на землю. «Ноль» от его морского рекорда исчез. Теперь уже он показывал не 210, а 21 милю. О, постыдный грабеж! На груди расплылось темное пятно, но Арно не сдавался. Домой, домой! Опасность осталась позади. Домой, все домой, так же прямо, как и прежде.