Рассказы об античном театре
Шрифт:
А так все прочее определялось степенью таланта. Эта закономерность отмечается уже с первых лет появления актерской профессии, начиная с первых же их собратьев. Скажем, Минниск, сподвижник самого Эсхила, а, значит, вообще один из первых профессиональных актеров – родом был с острова Эвбея, из города Халкидика. В более поздние времена, когда актеры составляли бродячие группировки, если угодно – труппы, наибольшей известностью пользовались актеры из Афин, Аргоса, с острова Кипра, из беотийских Фив.
Артистических школ в античности не существовало. Не было, разуме ется, никаких вступительных, отборочных мероприятий, вроде экзаменов, тестирования. Все делалось по наитию. Каждый маэстро подбирал учеников
Проверяли новичков и давали им свидетельства о пригодности зрительские массы. Если зритель не шел на спектакли (впрочем, это только предположение), если он негодовал по причине плохой игры того или иного юного, а равно и матерого актера, – виновник нес не только материальные убытки. По требованию зрителей такого актера могли наказать телесно, не говоря уж о том, что от его непригодности, неумения, страдали все собратья по труппе, которые нисколько не церемонились с неудачником. Так что отбор получался по сути весьма серьезным и довольно справедливым.
Помимо профессионального таланта претендент на роль лицедея должен был обладать крепким физическим здоровьем. Ведь ему предстояло оставаться на подмостках чуть ли не на протяжении всего светового времени суток, так как на протяжении целого дня ставилось несколько пьес одного и того же автора. К тому же актеры выступали в масках, которые все время приходилось менять.
Актер обязан был обладать сильным голосом, чтобы быть услышанным несколькими десятками тысяч зрителей – это безо всяких технических приспособлений, исключительно благодаря устройству сцены, о чем уже говорилось, благодаря наличию в театре специальных колосников и специально сконструированных масок, о чем еще будет сказано. Известно, что слабость голоса вынудила оставить сцену гениального драматурга Софокла, который также первоначально выступал в собственных своих трагедиях в качестве актера.
Ко всему прочему, кандидат в актеры должен был иметь импозантную фигуру: быть высоким, видным из себя, отличаться правильностью телосложения, крепким здоровьем. Известно, что идеальной фигурой в этом плане обладал Эсхин, ставший впоследствии выдающимся оратором, сторонником македонской партии в Афинах и противником знаменитого Демосфена, который, не без тайной зависти, называл его ходячей статуей.
Далее, актеру надлежало обладать великолепной памятью, отличной пластикой, большой музыкальностью. Известно, что Софокл в совершенстве владел музыкальными инструментами, в частности – лирой. Он прекрасно играл в мяч, что и продемонстрировал при исполнении роли царевны Навсикаи.
То, что актерам-мужчинам приходилось, как правило, исполнять все женские роли, естественно, также накладывало на их профессию особые трудности. Необходимо было создавать на сцене впечатление женской, порою – и хрупкой девичьей натуры, создавать впечатление женских голосов, женских эмоций. Это требовало глубокого знания жизни, величайшей наблюдательности, кропотливой подготовительной работы.
В заключение необходимо сказать несколько слов о театральных масках. По преданию, их впервые ввел драматург Херил, которому, быть может, показался неприятным и канительным процесс обмазывания лица перед спектаклем красным виноградным соком, как поступал еще Феспид. (Впрочем, стоит упомянуть, что идея маски в античности были ведомы еще в догомеровские времена). Обыкновенно они изготовлялись из ткани и гипса. Маски закрывали всю голову актера, надевались как нынешний противогаз. В верхней части к ним прикреплялись волосы, изображавшие прически. Первоначально все маски были пугающе белыми, с отверстиями для зрачков и рта, причем ротовое отверстие моделировалось в виде резонатора, усиливающего человеческий голос.
Вначале, наверняка, маски изготовлялись самими актерами, но вскоре это дело перешло в руки нарочитых мастеров. Последние всячески расписывали свои изделия. Сначала – только маски для мужских ролей, сохраняя белый цвет для женских, но затем решили покрывать все маски подряд, не нарушая, правда, принятых издревле градаций: маски для женских ролей всегда отличались более светлым оттенком.
Маски строго подразделялись. Одни среди них предназначались для трагических ролей, другие – для комических. Это опять-таки подчеркивалось условной окраской, свойственной характеру героя и понятной публике. Уже по одному цвету маски зритель сразу определял, кто перед ним: царь, вельможа, злодей, невольник и тому подобное. Более того, по ходу спектакля актер изображал своего героя то радующимся, то негодующим, то несчастным, достойным жалости. Стало быть, для спектакля требовалось несколько масок одного и того же лица, по крайней мере – для главного героя. Они отражали его различное состояние.
Маски стали необходимой принадлежностью каждого выступавшего на театральной площадке, будь он хористом, будь самым главным действующим лицом, роль которого исполнял актер-протагонист.
Менандр, или «Звезда новой аттической комедии»
Странное чувство овладевает археологами, когда лезвие их лопаты натыкается на любой затаившийся в почве предмет. Земля, расчерченная на квадраты, на которых ведутся вполне автономные раскопки, вмиг отодвигается куда-то в сторону…
Это чувство способно обеспокоить не только профессионала, всю зиму готовящегося к летней сезонной экспедиции, даже предполагающего, чт'o именно удастся ему обнаружить, всегда нацеленного на большую удачу в поле, во время раскопок. Ожидание чего-то необычного наваливается также на равнодушных порою рабочих, явившихся на раскопки ради элементарных заработков.
А что говорить о моменте, когда сверкающий металл со скрежетом натыкается на камень? Когда этот камень выставляет свою обработанную инструментами грань? Зависшее над головою солнце, стекающие по шее струйки пота, не стихающий гомон на соседних раскопах, шорох осыпающейся земли, взорванная ветерками пыль, что лезет в горло, уши, глаза, – все нипочем! Дрожащими руками, уронив лопату, а то и свои записные книжки, сгорая от волнения, выхватив из сумки нож, щетку, оттолкнув порою не менее взволнованных рабочих, – археолог готов припадать к находке всем телом, защищать ее от посторонних воздействий, от малейшего гипотетического повреждения.
Прочь лопату!
Прочь все грубые инструменты!
Только руки, нож, только щетка и пальцы…
Скорее всего – только руки и только пальцы. Только им доверяется обнаруженная нечаянно древность…
Нечто похожее ощутил французский археолог Гюстав Лефевр на раскопках античного города, носившего некогда имя богини любви Афродиты, стоявшего невдалеке от египетских стовратных Фив, о которых повествуется еще в поэмах Гомера.
Раскапывая остатки древнегреческого дома, в одном из его помещений француз натолкнулся на терракотовый сосуд с ошметками загадочного папируса.
Сердце его чуть не остановилось. Он догадался, чт'o это могло означать…
Дело в том, что находки подобного рода в Африке, с ее неповторимо сухим и жарким климатом, сулят неведомые открытия, связанные именно с папирусами. Папирусы в египетской почве хранятся тысячелетиями.
Шел уже 1905 год, а незадолго до этого, в 1898, в африканских песках обнаружили фрагмент аттической комедии, принадлежавшей перу поэта Менандра, которого очень ценили в древности, но от наследия которого почти ничего не осталось, кроме голых названий каких-то давно утраченных драм…