Рассказы разных лет
Шрифт:
…Я уверен, что памятники должны измеряться не количеством мрамора и строительного материала, а измеряться доброй волей тех, кто сооружает их.
…Нам казалось, что, соорудив и открыв памятник, мы работу закончили. Но после того как мы встретились с генералами Байдуковым и Беляковым и Игорем Чкаловым и узнали, что это очень дружественно настроенные люди, мы пришли к решению, что не должны распускать свою организацию. Мы решили продолжать работать на укрепление дружбы и взаимопонимания между нашими странами».
Потом Алан Коул зачитал письмо губернатора штата Орегон в адрес Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева следующего
«Позвольте мне от имени 2 миллионов американцев, проживающих в штате Орегон, передать Вам наши горячие пожелания в честь особого дня — празднования перелета в США через Северный полюс. Мы многим обязаны героическим людям, совершившим подвиг, годовщину которого мы сегодня отмечаем. Благодаря их усилиям между нашими странами установились теплые отношения, которые доказали всему миру, что, хотя наши страны и разделены океаном, мы можем жить как добрые соседи. Мы, жители Орегона, желаем, чтобы между нашими странами происходило бы более тесное развитие общественных, экономических и культурных связей в духе добрососедства.
Пусть это историческое событие всегда будет предметом гордости и праздником для народов Советского Союза.
Воздушный мост был проложен в 1937 году, и сейчас от нас зависит, как этим мостом пользоваться.
От имени комитета и жителей северо-запада Соединенных Штатов заверяю Вас, что мы приложим наши усилия в достижении этой цели. Благодарю Вас».
Под занавес довольно неожиданно появился еще один американец, житель Портленда — Роберт Нил, с которым мы еще в сентябре 1974 года встречались в редакции газеты «Комсомольская правда» и от кого услышали о намерениях простых людей Америки соорудить монумент советским летчикам. Он привез с собой знаменитые портлендские розы. Три куста посадил у памятника.
Все эти события являются сегодня уже достоянием истории, но истории, полной добрых надежд, оптимизма в отношении укрепления дружбы и сотрудничества между великими народами США и СССР, о чем мечтали экипажи Чкалова и Громова, пробиваясь В Америку сквозь преграды Арктики еще в 1937 году.
Я уже заканчивал выступление перед молодыми людьми, когда мне передали записку с вопросом: «Недавно, 7 ноября 1981 года, мы смотрели документальный телевизионный фильм «Первый Чкаловский перелет», читали статью А. Юсина в газете «Правда» «Возвращение в залив Счастья».
Из увиденного и прочитанного можно судить, что на Дальнем Востоке Вы тоже открывали памятники.
Расскажите об истории их появления, об инициаторах их создания и как происходила Ваша поездка в залив Счастья?»
Мне пришлось предупредить молодых людей о tqm, что рассказ об этой уже почти древней истории и памятнике в ее честь займет время. Поэтому предложил сделать перерыв, после чего мы продолжим беседу,
Естественно, что вторая часть беседы началась с истории создания в годы первой пятилетки самолета АНТ-25, с рассказа о том, как эту машину испытывал знаменитый летчик Михаил Михайлович Громов и как он вместе с товарищами Филиным и Спириным на этой машине в начале осени 1934 года, летая по треугольному маршруту над центральной частью Советского Союза непрерывно 75 часов, побил мировой рекорд дальности в этом классе, пройдя 12 411 километров.
Пришлось остановить внимание слушателей на том, как был доведен до высокой кондиции самолет АНТ-25 в арктическом варианте, на том, как мы с А. В. Беляковым заразили В. П. Чкалова идеей слетать на одномоторной машине в Америку через Ледовитый океан и как Сталин неожиданно для Чкалова, Белякова и меня в 1936 году поставил задачу: лететь нам не через полюс в США, а совершить беспосадочный перелет из Москвы до Петропавловска-Кешчатского и там произвести посадку.
У нас же был свой план — долетев до Петропавлов-ска-Камчатского, повернуть от него в Охотское море и лететь через Сахалин до Читы или в крайнем случае до Хабаровска.
Экипаж самолета АНТ-25, преодолев впервые путь из Москвы к Петропавловску-Камчатскому через Ледовитый океан, выполнив полностью задание Сталина, сбросил прощальные вымпелы над самым далеким городом на востоке СССР и начал выполнять самими задуманную концовку маршрута.
И вот что из этого вышло.
Охотское море. Облачность. Чрезвычайно интенсивное обледенение. Чкалов и Беляков советуют мне спуститься к поверхности моря, не доходя до Сахалина.
Я снизился, чуть не врезавшись в бушевавшие волны «разбойничьего» моря. Высота нижней кромки облачности колеблется от 50 до 25–30 метров. Передаю штурвал командиру — великолепному мастеру бреющего полета. Чкалов проходит точно над городом Охой на Сахалине. Как намечено на карте перелета, мы с Беляковым предлагаем войти в устье Амура и далее к Николаевску-на-Амуре, откуда возьмем курс к Хабаровску, где произведем посадку.
Чкалов согласен — он только кивнул мне головой, не отрывая глаз от волн кипевшего Татарского пролира. АНТ-25 часто вздрагивает от ударов брызг и пены- моря. Так низко летим. С Шантарских островов тянется пелена тумана, и видимость впереди не превышает метров 500. Ко всему прочему, минут через 30 наступит полная темнота. Беляков старается уточнить курс, чтобы попасть в середину широкого устья, но на бреющем полете трудно измерить угол сноса по кипящему от шторма морскому* проливу. Дождь, туман, темень. Ах, какой великолепный мастер сидит За штурвалом гигантского АНТ-25!
Сейчас недопустима даже одна малейшая ошибка — самолет немедленно зацепится о вздымающуюся волну крылом или вонзится в нее носом и мы уйдем на дно морское. Чкалов это знает. Уже 56-й час полета. Как определяет Валерий расстояние до воды, как удерживает самолет в горизонтальном положении в этой круговерти природной стихии, не постигаю. И вдруг впереди что-то огромное, черное…
У Чкалова мгновенная реакция — вверх и разворот назад к Сахалину. Мы снова в облачности. Видимо, чуть не врезались в гору мыса Мечникова… Самолет уже на высоте 2500 метров, но просветов нет, зато обледенение устрашающее… И ко всему вдобавок перестала работать мощная радиовещательная станция Хабаровска. Не слышно сигналов радиомаяка Николаевска-на-Амуре.
Я еще раз пробрался в хвост АНТ-25 и увидел, что несущие стяжки стабилизатора от сильнейшего обледенения так вибрируют, так раскачиваются, что в любой момент могут лопнуть, после чего хвостовое оперение разломается, как копеечный пряник, и мы грохнемся в Охотское море.
Меня вдруг бросает в жар от мысли: «Что же мы будем делать внизу, в темноте, когда радиостанции Хаба-.ровска и Николаевска-на-Амуре молчат, словно воды в рот набрали?»
Не помню, как я решился высунуть чуть-чуть антенну бортовой радиостанции, боясь, чтобы грузик ее не зацепил за гривы волн, и стал телеграфировать штабу перелета и циркулярно «всем, всем» о том, что нас настигла беда, что в облачности лететь невозможно из-за ужасного обледенения, а внизу скоро стемнеет.