Рассказы старого сверчка о литературе
Шрифт:
Не знаем мы автора этой книги, но знаем помыслы его светлые. Знаем думы его тяжелые о судьбе несчастной родины его разрозненной и разоренной. Догадываемся о мечтах его и надеждах дерзостных о единой Руси — державе могущественной и свободной. Чувствуем любовь его горячую к поверженным воинам. Видим восхищение храбростью их и отвагой.
«Здравы будьте, князья и дружина, борясь за христиан против нашествий поганых!»
Вот так книга! Всего несколько страничек. А сокровищ! Просто несметные богатства какие-то! Сколько рассуждений о судьбе Руси нашей, обобщений, сравнений! А портреты князей русских — целая галерея! И как мастерски выполнены! Меткость слова, точность штриха! Каким же надо обладать Даром слова, чтобы, «не растекаясь мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками», чудесным образом вложить огромный период истории народа русского, нашего с вами народа в одну крохотную книгу.
Читать нам книгу эту — не перечитать! Дивиться красоте ее и мудрости — не надивиться! Радоваться встрече этой чудесной — не нарадоваться! Вот так-то, мои дорогие…
Великая комедия
— А теперь, мои дорогие друзья, перелетим мы с вами в 18 век. — Сверчок сиял от счастья, словно Рождественский фонарик. Книги — любимая тема его рассказов. Книги в его
— О, не волнуйтесь, мои дорогие, с книгами и с огнем я крайне аккуратен. Я достал эти книги только для вас, чтобы рассказать о великой комедии. Прочтите, что написано на этой обложке. Правильно! Денис Иванович Фонвизин. «Недоросль». Кто из вас не слышал об этой комедии! И кто из вас не смеялся над ленивым увальнем Митрофанушкой, не желающем слышать об уроках: «Не хочу учиться, хочу жениться!»
Совсем как сын Жабы из сказки «Дюймовочка»! Интересно, Ганс Христиан Андерсен читал комедию Дениса Ивановича Фонвизина, когда писал свою чудесную сказку? Теперь уже не спросишь. Но помечтать и поразмышлять — это наше право! Не похож ли дом госпожи Простаковой, маменьки Митрофанушки, на болото? Ведь в этот дом не может пробиться ни один лучик солнца, потому что жители его заняты только своими земными заботами — как вкусно накормить любимое дитя, и как красиво его одеть. И все! И даже если эти лучики и пытаются пробиться в лице умной, образованной, преданной Софьи, или в лице ее дяди Стародума, благородного старика, или в лице возлюбленного Софьи Милона, честного служаки, то этих лучей сторонятся, боятся и ищут от них выгоду. Мир, огромный и необъятный, прекрасный и неповторимый сужается до мирка крошечного, вязкого, темного болота, в котором даже лягушки не квакают, потому что их пение никого не интересует. Согласитесь, трудно представить себе госпожу Простакову, или Митрофанушку, или няньку Еремеевну наблюдающими за ночным звездным небом, или любующимися капелькой росы после дождя. А дядя Митрофанушки, Скотинин, фанатично интересуется животным миром только в виде свиней. Смешно, мои дорогие?!.. Да, смешно, особенно когда Митрофанушка жалуется, что ему «ночь всю такая дрянь в глаза лезла» от того, что «почти и вовсе не ужинал… Да что! Разве что солонины ломтика три, да подовых, не помню пять, не помню… шесть и квасу целый кувшинец выкушать изволил…» Смеешься и над страшным невежеством его маменьки, когда та бранится на бедного портного Тришку: «Так разве необходимо быть портным, чтобы уметь сшить кафтан хорошенько. Экое скотское суждение»! Вызывает смех и страстная преданность няньки Еремеевны, которая за «робенка… и клыков беречь не станет»… «Издохну на месте, а дитя не выдам. У меня и свои зацепы востры…» А Митрофанушка уж давно не дитя… Кем и с чем придет он в мир, что он способен создать? А как представишь, что ему уготована судьба солдата, вот тут уже становится не до смеха. И как же маменька без своего дитяти жить будет?.. Жалко их, хотя и понимаешь, что сами во всем виноваты…
Но не бывает ли и с нами таких казусов, когда мы в своих поступках дальше своего носа не видим? И тоже ничего вокруг себя не замечаем? Ни утомленного лица мамы, ни слез обиженной сестренки, ни расстроенного взгляда учительницы, услышавшей от нас грубое слово. Хорошо, если нам удаться все исправить, оглянуться вокруг себя… И тогда получится взглянуть еще дальше, например, попробовать узнать как же удалось нашему дорогому Денису Ивановичу Фонвизину создать такую яркую картинку жизни, написанную легко, живо, точно, с великою радостью! Одним словом, создать первую реалистическую комедию на Руси! Что, интересно, мои дорогие?
Вот она, старая Москва восемнадцатого столетия. Да, не сразу узнаешь нашу столицу. Одни улицы вымощены камнем, другие застланы бревенчатой мостовой, а то и вовсе не вымощены. Рядом с каменными барскими домами — маленькие бревенчатые домишки в два или три окна с завалинками под окнами, с огородами. Не поймешь, то ли город, то ли деревня. И речка Неглинка, еще не спрятанная под землю, бежит вдоль Кремлевской стены. И на Театральной площади — старая водяная мельница. Ведь тогда еще до изобретения водопровода было далеко! Так что воду возили и таскали с Театральной площади! И везде народ, народ… И на площадях, и на Охотном ряду, где продавалось… Да что только не продавалось! А если праздник, то на Красной площади большое гулянье и ярмарка. Шумно!.. Пестрая толпа, не спеша, перебирается от одного балагана к другому. Тогда никуда не спешили, и умели наслаждаться жизнью, каждым ее мгновением! Качели, балаганы, бублики, калачи, печатные пряники, озорник Петрушка в руках у бродячего актера-скомороха! Что может быть лучше для маленького мальчика, наделенного жизнерадостным характером, цепким, внимательным взглядом и острым умом! Маленький Денис Фонвизин с величайшим удовольствием бегал или степенно ходил пешком по московским улочкам и площадям. Отец его, московский помещик Иван Андреевич Фонвизин, был не так богат, чтобы позволить себе держать в доме собственный экипаж. Как вы знаете, в те времена был один единственный копытный транспорт. Да-да, благороднейшие и умнейшие четвероногие друзья лошадки, верные, преданные и очень трудолюбивые. Не даром мощность позже изобретенного автомобиля стали измерять лошадиными силами. Лошадок впрягали в телеги и повозки, в кареты, пролетки и экипажи… Цок, цок, цок… Размеренный цокот копыт напоминал часы… Тик-так, тик-так, цок-цок… «Но-о-о!.. Тпр-ру!», — зычно кричал извозчик. И лишь изредка нарушал этот ритм какой-нибудь гонец, мчавшийся на прекрасном жеребце. «Э-ге-гей!.. Посторонись народ православный!»… Срочные известия тогда тоже имели место. Хотя «срочность», как и «время» понятия относительные…
Вот на такую Москву любовался Дениска Фонвизин. В свободное от уроков время, конечно! И он учился, мои дорогие! И старательно занимался науками, какие только были доступны небогатому дворянину. Читать его выучил отец с четырех лет. Учились дети в то время по церковнославянским книгам — часослову и псалтыри. Детских учебников и букварей не было. «Аз…», — повторял малыш вслед за отцом, показывающим букву «А». «Буки…»… И так дальше до конца алфавита. Выучил? Теперь складывай. Тоже наука! Надо соединить только первые звуки названий букв: «Буки и аз — ба». А буквы «Аз» и «Буки» ничего вам не напоминают? Да-да! Слово «Азбука». Именно этим чудесным красочным учебником вы пользовались, чтобы научиться читать. А тогда и детских книжек не было. Дети не читали, а слушали народные сказки. И песни тоже. Их пели в основном простые люди — крестьяне. Они звучали везде. Пели на покосах, пели во время сбора урожая. Пели в праздники и в дни скорби. Пели дворовые девушки и крестьянские работники в барском доме. Вам ведь известно, что у помещика, владельца земли, были слуги, помогающие хозяину вести хозяйство. У хорошего хозяина слугам жилось хорошо. А Иван Андреевич был хорошим хозяином. Читайте вот здесь, да-да в воспоминаниях самого Дениса Ивановича: «…вспыльчивым, но не злопамятным. С людьми своими обращался с кротостию… Мать моя имела разум тонкий и душевными очами видела далеко. Сердце ее было сострадательно и никакой злобы не вмещало…»
Теплый был у Дениса Фонвизина родительский дом. Теплый и добрый. Не было жестокости, не слышалось отчаянных криков избиваемых детей или крестьян… И в тоже время, везде был строгий порядок. «Сие доказывает, что битье не есть средство к исправлению людей». И Денис рос добрым и крайне чувствительным мальчиком, не терпящим несправедливости и жестокости. Однажды отец его рассказывал детям библейскую историю об Иосифе Прекрасном. Помните, старшие братья Иосифа продали его в рабство к египтянам. И маленький Денис, услышав о таком ужасном поступке, заплакал. Но постеснялся рассказать отцу истинную причину своих слез. Постеснялся, потому что испугался, что отец больше не станет рассказывать. Но Иван Андреевич, узнав правду, продолжил рассказ. Так до конца жизни сохранил Денис Иванович Фонвизин сердце свое чутким и отзывчивым, каким оно было в детстве. И так же оно сжималось от боли и истекало невидимыми слезами, когда будучи именитым переводчиком и известным драматургом, создавшим бессмертную комедию «Недоросль», видел совершающееся беззаконие по отношению к слабым и беззащитным. «Я ничего так не боялся, как сделать какую-нибудь несправедливость людям, и ни перед кем так не трусил, как перед теми, кои от меня зависели и кои отомстить мне были не в состоянии»… Это слова истинно мужественного человека, обладателя огромного сердца полного Любви к людям! Ведь обижать, издеваться и властвовать легче всего над теми, кто слабее тебя.
Так как же Денис Иванович Фонвизин стал драматургом? Драматург, мои дорогие, это человек, который пишет пьесы для театра. Когда же произошло легендарное знакомство с театром, которое и решило судьбу Дениса Ивановича, круто изменило его жизнь и сделало его фамилию бессмертной? Попробуем разобраться.
Фонвизин был одним из первых студентов Московского университета. И одним из лучших студентов! Поэтому директор университета взял его с собой в одну из своих поездок в Петербург, где жила в то время императрица Екатерина Вторая. Ведь Петербург был тогда столицей русского государства. Директор ездил хлопотать об университете и заодно знакомил лучших студентов с чудесным городом — культурным центром земли русской. Конечно, здесь были прекрасные театры и прекрасные актеры! Каких людей повидал тогда Денис Фонвизин! Он был представлен, как один из лучших студентов великому русскому ученому, поэту, литератору и создателю Московского университета Михайло Васильевичу Ломоносову. И графу Ивану Ивановичу Шувалову — камергеру при дворе Екатерины Второй и куратору Московского университета. Но самым, наверное, решающим в Петербурге было знакомство с актерами — Федором Григорьевичем Волковым и с Иваном Афанасьевичем Дмитревским. «Я с ума было сошел от радости, узнав, что сии комедианты вхожи в дом дядюшки моего…» Федор Волков славен на Руси как создатель первого русского театра. Его детище в Петербурге так и называлось Русский театр. Туда-то в этот храм искусства и устремился наш юный герой и проводил там вечер за вечером, восхищаясь происходящим на сцене. «Но ничто в Петербурге так меня не восхищало, как театр, который я увидел в первый раз отроду… — вот читайте дальше, мои дорогие, — Тут видел я Шумского, который шутками своими так меня смешил, что я, потеряв благопристойность, хохотал изо всей силы…» Волков был очень талантливым человеком. Сама Екатерина вторая назначила его главным организатором праздника-маскарада «Торжествующая Минерва», задуманного в честь коронации русской императрицы.
Многие годы Денис Фонвизин хранил дружбу с Иваном Афанасьевичем Дмитревским, другом и продолжателем идей Федора Волкова и первым актером в труппе Русского театра. Это был человек талантливый, вдумчивый. Он умел тактично и очень точно указать ошибки своему партнеру на сцене. И, можно сказать, был первым русским режиссером. А о такой профессии тогда еще и не подозревали в театральном мире.
Да! Тот театр был не совсем похож на современный нам театр, вернее, почти совсем не похож! Та театральная эпоха называлась эпохой классицизма. Другими словами, театральное искусство подчинялось строгим законам. Жизнь на сцене должна быть изображена не такой, какая она есть на самом деле, а какой она должна быть. И герои, поэтому получались не живыми людьми, а куклами, наделенными одной чертой характера. Один герой был очень добр, другой умен, третий зол, а четвертый хитер! То есть получались не персонажи, а ходячие пороки и добродетели. И они должны были поучать со сцены зрителей, как жить надо и как не надо. В то время, когда появился такой театр, он был чуть ли не единственным театром на Руси! Поэтому это зрелище было в диковинку и пользовалось большой популярностью. Но всему приходит конец! История идет вперед. Все развивается и взрослеет. Преданные служители театра стали искать для театра иных выражений. Захотелось увидеть на сцене живых людей, с пороками, страстями, чувствами, переживаниями. Захотелось увидеть истинную жизнь, какая она есть на самом деле, но только… чуть приподнятой над землей, совсем немного… всего лишь на высоту театральной сцены… Это обязательный и неоспоримый закон театрального искусства!
Денис Иванович Фонвизин обладал всеми качествами драматурга, способного написать великую и бессмертную комедию, в которой каждый сидящий в зрительном зале будет узнавать себя, черты своей жизни, свои ошибки и недостатки, и при этом безудержно хохотать, забывая в этом веселом, добром смехе обо всем на свете! Но хохотать не над теми, кто на сцене, а вместе с ними… По-доброму… А по другому Фонвизин и не позволял смеяться. Это тоже обязательный и непреложный закон театрального искусства!
Давайте тихонечко заглянем в зрительный зал частного театра Книпера в Петербурге. Именно в этом театре состоялась премьера «Недоросля» 24 сентября 1782 года. Партер, балкон, вроде бы, как у нас… Только зрительный зал и сцену освещают свечи. А народу-то, народу! Зрительный зал переполнен! Видите, Дмитревский в роли Стародума! С каким жаром и искренностью говорит его герой о чести и честности. Воистину, благородный старик. Если бы не он, быть бы Софье замужем за Скотининым. А в роли Еремеевны — Яков Шумский! Тогда роли старух обычно исполняли пожилые актеры. А актрисы исполняли лишь роли молодых женщин. Стоило нам взглянуть на него, и через минуту мы так же взахлеб смеемся над шутками прирожденного комика, потеряв всякую благопристойность, совсем как Денис Фонвизин, будучи еще студентом, когда он впервые попал в театр. Но… занавес закрылся, мои дорогие. Зрители в восторге! Они не отпускают актеров и не жалеют ладоней. Браво… Брависимо… И на сцену летят кошельки с деньгами от благодарных зрителей. Да, так было тогда принято. Бросим и мы монетку… из будущего, чтобы еще ни один раз сюда вернуться…