Рассказы старого трепача
Шрифт:
В. ЗОЛОТУХИН. Ну, другая камера снимет. Они все равно заварят эту историю.
Ю.П.Журналистам нужна сенсация. Ну вот вы все взрослые люди, сидим мы тут — ну что, вы хотите, чтобы мы все пошли в эту склоку что ли? А зачем? Ну пусть они и орут там на здоровье, сколько хотят. Все же увидят, кто тут, и кто там — все ясно.
В. ЗОЛОТУХИН.Мне тоже хочется увидеть, кто там.
Ю.П.А зачем тебя это интересует? Ты же все знаешь, кто там. Все вы знаете, кто там. Хотите идти? Что вы думаете, я буду вас сейчас агитировать: идите, выступайте, то есть делайте
Н. КОВАЛЕВА.Но там же ведь будут приниматься какие-то решения большинством голосов.
Ю.П.Да Господь с вами, какое большинство?! Большинство этого кафе?
Н. ШКАТОВА.Кто придет, тот и будет голосовать.
Ю.П.А насчет чего они голосовать-то будут?
В. ЗОЛОТУХИН.Насчет устава театра.
А. ВАСИЛЬЕВ.Насчет этого общества. Там слово «коллектив» заменено другим словом — я его не помню — типа «общества», «товарищества», «сотоварищества» — Таганка со своим уставом.
Ю.П.Ну вот они со своим уставом пусть и уйдут отсюда. Можем им знамя сшить — там Марик еще работает? С каким знаменем, с красным они уйдут? Марку не они выдумывали — там все люди какие-то странные, пришлые. Кому любопытно, пусть идут туда. Но зачем идти к сумасшедшим? Это кликуши, они будут кричать — нас выгоняют. Никто никого не выгоняет никуда. Кто выгоняет? Кроме того, что вы получили посылки на пятьдесят тысяч марок, что является трехгодичной дотацией театра. Ясно вам? Теперь вы это все съели уж давно, можно еще собрать прислать. Значит, кого я ограбил, кого я выбросил за 27 лет на улицу? Когда я театр этот реорганизовывал старый, то все наше стремление сводилось к тому, чтобы устроить людей на работу. Да, наступило время, когда театр должен быть реорганизован, потому что он в рыночных условиях так работать не может.
Поэтому чего я туда пойду? Без моего разрешения все это вывесили, а я туда явлюсь что — отстаивать свои права? Какие? Чего мне отстаивать? Дорогие мои, одумайтесь! В 74 года я буду дискутировать с Габец или с Прозоровским, который, по несчастью, кончил институт как артист. Он был неплохим рабочим сцены и была большая ошибка, что он стал заниматься другой профессией. Он был гораздо лучшим рабочим, чем артистом. Когда я приехал в Мадрид, я так и сказал ему: ты отойди и посмотри, как Желдин играет. И тут я не жестоко поступил, а просто хотел молодому человеку показать, что вот пожилой артист вот хорошо играет этот эпизод. И вот в ответ на это произошло восстание? Ну, это я привожу как образ, потому что я позволяю себе, когда я чувствую, что мне не нравится, говорить всем, не взирая ни на кого. Меня звания эти ваши не интересуют, они мне не нужны, я их не брал. Это вы хлопотали о них сами. И когда вы хлопочете, вы делаете это индивидуально, а когда вы хотите делать пакости, вы собираетесь в коллектив. Мне это совершенно непонятно. Я не так воспитан отцом и дедом своим. И перевоспитываться я не желаю в 74 года. Кому любопытно, идите смотрите на это безобразие, а я и не пойду туда и не подумаю. Зачем?
Б. ГЛАГОЛИН.Они попросят вас прийти.
Ю.П.Попросят, я пойду и скажу то, что вам говорил. А как только они начнут истерические вещи всякие, я вызову врачей, а если они будут хулиганить,
НИКИТА ЛЮБИМОВ.Ты сделаешь из них мучеников совести.
Ю.П.Нет, они войдут в партию Жуликовского и будут призывать Попова к суду. Вот и все.
Еще кто хочет что-то спросить?
А. САБИНИН.У меня вопрос. Скажите пожалуйста, вы сказали, что когда не будет партии в этой стране, тогда вы вернетесь.
Ю.П.Я вернулся, как только эта партия была официально запрещена, но опять позволяют им вести агитацию. Хотя оппозиция должна быть в стране, тогда хоть начнется жизнь какая-то.
А. САБИНИН.Поскольку я сейчас профессиональный педагог, я сейчас занимаюсь воспитанием у молодых артистов монтажного мышления — очень современная вещь для нашего государства. Так вот. Как вы представляете себе: когда человек имеет это в кармане, рвет это и кидает в корзину либо кладет в сейф, либо теряет, выбрасывает и так далее. Он перестает быть тем, кем он был раньше. Вы понимаете меня?
Ю.П.Ну видите ли, если он сжег и бросил, то он должен благородно уйти из этого учреждения. И все.
А. САБИНИН.Но это не учреждение. Это некая принадлежность к некоей партии, это некий фантом. Он был потом организован в структуры государственные, он вросся. но он вросся и сюда.
Ю.П.Нет, этот театр именно в государство не вросся, он всегда был в оппозиции к государству.
А. САБИНИН.Я не про театр, я про коммунистов сейчас говорю.
Ю.П.Коммунисты вросли. Так они и правят сейчас.
A. САБИНИН.Все. Вы ответили на мой вопрос.
Ю.П.Ну неужели вы думаете, Кравчук перестал быть коммунистом? Он был все время на идеологии, сейчас его народ несчастный выбрал в президенты. Но он по-прежнему коммунист, поэтому он флот хотел взять, создает сейчас армию в 500 тысяч и хочет охранять свои границы. А вы думаете тут таких нет? Ну, Бутаев, он был при Гришине, сейчас он управляет нами в городе.
А. САБИНИН.А в театре, руководимом вами, есть такие?
Ю.П.Полно. В театре даже много жуликов, которые воруют вещи. Чего вы удивляетесь? Во всем мире воруют. Но здесь чересчур много воруют.
B. ЗОЛОТУХИН.Но ведь и Ельцин был партократ.
А. ВАСИЛЬЕВ.А Гамсахурдия был диссидент. Так что все сложно. Это страна такая. Это вам не Швейцария, не Цюрих.
А. САБИНИН. Вот когда смотришь хронику, на эти города выгоревшие, развалившиеся, а сделано это руками диссидента бывшего, который у себя в бункере пытал людей электротоком.
Ю.П.Саша, ну и что вы мне этим хотите сказать?
А. САБИНИН.Как все монтажно в этом мире. Меня кроме профессии за тот остаток жизни, который мне суждено прожить, вообще ничего не интересует. Очень интересный феномен, который интересен во всем мире.
И. БОРТНИК.Саша предлагает пытать людей электротоком.
А. САБИНИН.Нет, сынок, я не предлагаю. Мир тебе, сынок.
Ю.П.Ну хорошо, что еще умеем улыбаться, значит еще можно надеяться.