Рассказы. Часть 1.
Шрифт:
– Вы живете там? – поинтересовался он, с любопытством разглядывая мою форму.
– Нет, в Огайо, – ответил я. – Мой друг Клаймер из этих мест.
Фермер не знал его, но вспомнил, что будто бы один из городских ребят на самом деле был включен в состав Второй экспедиции.
– Да, – кивнул я. – Это и был Джим.
Он ухмыльнулся и задал мне все тот же дурацкий вопрос:
– Ну и как там, в небесах, мистер?
– Сухо, – ответил я. – Чертовски сухо. Ни капли воды.
– Я так и думал, – сказал он. – По правде говоря, у нас тоже нынче засуха будь здоров. А вот в прошлом
Куффингтон оказался небольшим городком, окруженным золотистыми полями пшеницы, тянувшимися до самого горизонта. Центральная улица была заставлена по обеим сторонам магазинами и лавками, остальные густо заросли кустарником и больше напоминали аллеи старого парка.
Было жарко, и я не спешил покидать автостанцию. Пролистав тонкий телефонный справочник, я обнаружил три фамилии Грэхем. Первая же из них принадлежала мисс Илле Грэхем – той, которую я искал. Узнав, что с ней разговаривает по телефону друг Джима, она взволнованно воскликнула, что немедленно приедет и просит подождать.
Я стоял под навесом, смотрел на тенистую улочку, по которой запросто разгуливали индюки, и думал – вот почему Джим Клаймер был тихим и спокойным. Точно таким же, как это место.
Подъехал двухместный автомобиль, и мисс Грэхем приглашающе открыла дверцу. Она оказалась миловидной шатенкой, выглядевшей так, словно перенесла длительную болезнь.
Видимо, я тоже был не в форме, поскольку она сочувственно взглянула на меня и сказала:
– Наверное, вы очень устали с дороги, мистер Хаддон. Я чувствую угрызения совести, что не предложила остановиться у меня на день-два.
– Я в полном порядке, мисс Грэхем, – заверил я. – И очень тороплюсь домой, в Огайо, а мне надо перед этим еще побывать в паре мест…
Когда мы неспешно ехали по улицам города, я спросил, нет ли у Джима здесь других родственников.
– Увы, нет, – ответила мисс Грэхем. – Его родители погибли в автомобильной катастрофе несколько лет назад. Джим некоторое время жил с дядей на ферме в окрестностях Грандвейта, но они не поладили. Тогда Джим переехал к нам и стал работать на местной электростанции.
Свернув на соседнюю улочку, она добавила:
– Моя мама сдавала Джиму квартиру. Об этом все знают.
– Понимаю, – сказал я.
Грэхемы жили в большом квадратном доме с просторной верандой. Во дворе росли старые липы. Мы вошли в дом, и девушка предложила мне сесть в плетеное кресло около окна. Чуть позже она привела свою мать – маленькую, сгорбленную старушку. Мы немного поговорили, и старая миссис Грэхем поведала мне, что Джим был для нее словно родной сын. Она настолько разволновалась, увидев меня, что дочь вскоре увела ее обратно в соседнюю комнату.
Вернувшись, она уселась в кресле рядом со мной и показала небольшую связку голубых конвертов.
– Это письма, которые я получила от Джима, – сказала она грустно. – Их немного, и они такие короткие…
– Нам разрешали посылать только тридцать слов каждые две недели, – объяснил я. – На Марсе нас было около двух тысяч, и передатчик не мог работать на нас все время.
– Удивительно, как много вкладывал Джим в эти несколько слов, – сказала она и протянула
Я прочитал парочку. Одно гласило: «Порой я пытаюсь ущипнуть себя, не веря, что я один из первых землян, ступивших на чужую планету. По ночам я часто выхожу наружу, смотрю на зеленую звезду Земли и говорю себе – а ведь я помог осуществить вековую мечту человечества!»
В другом послании Джим писал: «Этот мир угрюмый, пустынный и таинственный. Мы мало знаем о нем. До сих пор никто не видел здесь ничего живого, за исключением лишайников, открытых Первой экспедицией, но на Марсе наверняка есть и другие формы жизни».
Мисс Грэхем спросила:
– Вы нашли что-нибудь, кроме лишайников, мистер Хаддон?
– Да, два или три вида растений, напоминающих земные кактусы, – сказал я. – И еще много, очень много песка и скал. Это все.
Когда я читал эти маленькие письма, я стал лучше понимать Джима. В них открылось кое-что, о чем я раньше не подозревал. Оказалось, в душе он был романтиком – этот тихий, медлительный парень, сторонившийся шумных компаний. Он относился к Марсу и к нашей экспедиции далеко не так прагматично, как многие другие.
Марс обманул нас. После того, как мы насытились планетой по горло, иначе, как Дыра, ее никто и не называл. А вот Джима наше поспешное разочарование огорчило, и он замкнулся в себе, словно улитка, дабы не дай Бог не проговориться, что он до сих пор без ума от марсианских закатов.
– А вот последнее письмо, которое я получила от Джима, – мисс Грэхем натянуто улыбнулась и протянула еще один конверт.
Текст гласил: «Я отправляюсь завтра в пустыню с картографической экспедицией. Мы будем путешествовать по местам, где не ступала нога человека».
– Я тоже был там, – сказал я. – Мы с ним ехали в одном краулере.
– Джим, наверное, был счастлив до глубины души?
Я задумался. Этот поход оказался сущим адом. Нам предстояло сделать не так много – провести предварительную топографическую разведку, а также сделать замеры радиоактивности с целью определения возможных залежей урана.
Все это было чертовски трудно, но вполне терпимо. Но нам не повезло – вскоре после нашего отъезда из лагеря началась песчаная буря.
Марсианский песок, чтоб ему было неладно, непохож на земной. За миллиарды лет он превратился в тончайшую пыль, которую ветер гонял взад-вперед над мертвой, сухой пустыней. Песок с легкостью проникал везде – под дыхательные маски, защитные очки, в двигатели краулеров, в пищу, в воду и даже в практически герметичные комбинезоны. В течение трех дней пути вокруг нас не было ничего, кроме лютого холода, ветра и песка.
Был ли Джим счастлив при виде этой красной преисподней? Еще недавно я только посмеялся бы над столь нелепым предположением, но сейчас уже не был так уверен. Кто его знает. Джим был очень вынослив и терпелив, даже больше, чем я. Может быть, он и на самом деле воспринимал этот кошмар как самое восхитительное и увлекательное приключение.
– Да, конечно же, он был счастлив, – сказал я, честными глазами глядя на мисс Грэхем. – Все мы были в восторге. Да и любой на нашем месте испытывал бы те же самые чувства.