Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
Шрифт:
— Тогда какая разница? — скептически спросил Билл.
— Не знаю. Разница все-таки есть.
— Я ее не вижу, — сказал Билл.
— Ладно, — сказал Ник. — Давай напьемся.
— Ладно, — сказал Билл. — Напьемся по-настоящему.
— Напьемся, а потом пойдем купаться, — сказал Ник.
Он допил свой стакан.
— Мне ее очень жалко, но что я мог поделать? — сказал он. — Ты же знаешь, какая у нее мать.
— Ужасная! — сказал Билл.
— Вдруг все кончилось, — сказал Ник. — Только напрасно я с тобой заговорил об этом.
— Ты не заговаривал, — сказал Билл. — Это я начал. А теперь все. Больше никогда не будем говорить об этом.
Такая мысль не приходила Нику в голову. Казалось, все было решено бесповоротно. Над этим стоило подумать. Ему стало легче.
— Конечно, — сказал он. — Это всегда может случиться.
Ему снова стало хорошо. Нет ничего непоправимого. Можно пойти в город в субботу вечером. Сегодня четверг.
— Это не исключено, — сказал он.
— Держи себя в руках, — сказал Билл.
— Постараюсь, — сказал он.
Ему было хорошо. Ничего не кончено. Ничего не потеряно. В субботу он пойдет в город. Он чувствовал ту же легкость на душе, что была в нем до того, как Билл начал этот разговор. Лазейку всегда можно найти.
— Давай возьмем ружья и пойдем на мыс, поищем твоего родителя, — сказал Ник.
— Давай.
Билл снял со стены два дробовика. Потом открыл ящик с патронами. Ник надел куртку и башмаки. Башмаки покоробились от огня. Ник все еще не протрезвился, но голова у него была свежая.
— Ну, как ты? — спросил он.
— Прекрасно. В самый раз. — Билл застегивал куртку.
— А напиваться все-таки не стоит.
— Да, пожалуй. Надо было давно пойти погулять.
Они вышли на крыльцо. Ветер бушевал вовсю.
— От такого ветра все птицы в траву попадают, — сказал Билл.
Они пошли к саду.
— Я видел вальдшнепа сегодня утром, — сказал Билл.
— Может, нам удастся поднять его, — сказал Ник.
— При таком ветре нельзя стрелять, — сказал Билл.
На воздухе вся история с Мардж не казалась такой трагической. Это было вовсе не так уж важно. Ветер унес все это с собой.
— Прямо с большого озера дует, — сказал Ник.
До них донесся глухой звук выстрела.
— Это отец, — сказал Билл. — Он там, на болоте.
— Пойдем прямиком, — сказал Ник.
— Пойдем нижним лугом, может, поднимем какую-нибудь дичь, — сказал Билл.
— Ладно, — сказал Ник.
Теперь это было совершенно не важно. Ветер выдул все у него из головы. Тем не менее в субботу вечером можно сходить в город. Неплохо иметь это про запас.
Глава пятая
Перевод Е. Романовой.
Шестерых министров расстреляли в половине седьмого утра у стены госпиталя. [10] На дворе стояли лужи. На каменных плитах было много опавших листьев. Шел сильный дождь. Все ставни в госпитале были наглухо заколочены. Один из министров был болен тифом. Два солдата вынесли его прямо на дождь. Они пытались поставить его к стене, но он сполз в лужу. Остальные пять неподвижно стояли у стены. Наконец офицер сказал солдатам, что поднимать его не стоит. Когда дали первый залп, он сидел в воде, уронив голову на колени.
10
Шестерых министров расстреляли… — Вследствие войны и военного поражения в Малой Азии
Ник встал. Он был невредим. Он взглянул на рельсы, на огни последнего вагона, исчезающего за поворотом. По обе стороны железнодорожных путей была вода, а дальше — болото. Он ощупал колено. Штаны были разорваны и кожа содрана. На руках ссадины, песок и зола забились под ногти. Он подошел к краю насыпи, спустился по отлогому склону к воде и стал мыть руки. Он мыл их тщательно в холодной воде, вычищая грязь из-под ногтей. Потом присел на корточки и обмыл колено.
— Вот сволочь, тормозной! Доберусь до него когда-нибудь. Уж я его не забуду! Удружил, нечего сказать! «Поди сюда, паренек, говорит, посмотри-ка, что я тебе покажу».
Он попался на удочку. Вот дурак! Но уж больше его не проведут.
«Поди сюда, паренек, посмотри-ка, что я тебе покажу». Потом — бац! И он упал на четвереньки у самых рельсов.
Ник потер глаз. Над глазом вспухла большая шишка. Непременно синяк будет. Глаз уже болел.
— Вот чертов сын, тормозной!
Он потрогал шишку над глазом. Ну ничего, синяк будет, только и всего. Он еще дешево отделался. Хорошо бы посмотреть, как его разукрасило. В воде не увидишь. Уже стемнело, а он был далеко от жилья. Он вытер руки о штаны, встал и полез вверх по железнодорожной насыпи.
Он пошел по путям. На насыпи было много балласта, и идти было легко. Нога твердо ступала по утрамбованному песку и гравию. Полотно, ровное, как шоссе, пересекало болото. Ник шел и шел. Он должен добраться до жилья.
На товарный поезд Ник вскочил неподалеку от разъезда Уолтон, когда поезд замедлил ход. Калкаску проехали, когда уже начало темнеть. Теперь, наверное, до Манселоны недалеко, мили три-четыре. Он шагал по полотну, стараясь ступать между шпалами; болото терялось в поднимающемся тумане. Глаз болел, и хотелось есть. Он все шел, оставляя позади милю за милей. По обе стороны насыпи все время тянулось болото.
Показался мост. Ник прошел его; шаги гулко раздавались по чугуну. Внизу, сквозь щели между шпалами, чернела вода. Ник столкнул ногой валявшийся на мосту костыль, и он упал в воду. За мостом начались холмы. Они поднимались черной громадой по обе стороны путей. Впереди Ник увидел костер.
Осторожно ступая, он пошел на огонь. Костер был немного в стороне от путей, под железнодорожной насыпью. Нику был виден только его отсвет. Пути шли между холмами, и там, где горел костер, выемка как бы раздвинулась и терялась в лесу. Ник осторожно сполз с насыпи и вошел в лес, чтобы между деревьями пробраться к костру. Лес был буковый, и он чувствовал под ногами шелуху буковых орешков. С опушки леса костер казался ярким. Возле него сидел человек. Ник остановился за деревом и стал приглядываться. По-видимому, человек был один. Он сидел, подперев голову руками, и смотрел на костер. Ник шагнул вперед и вошел в освещенное пространство.