Рассказы.Том 8
Шрифт:
— Ну ладно, — сказал старый Никодим. — Я еще подумаю. Так вы от меня не отделаетесь.
Наутро Никодим Васильев пошел в деревню Заборье, где находилась база рай- потребсоюза. В том райпотребсоюзе он сказал, что в Тихих Березах вылетели ночью все стекла в избах: нужна, стало быть, хоть фанера. Старика знали в райпотребсоюзе, и ему отпустили двадцать листов фанеры, но велели потом принести требование от уполномоченного сельсовета.
Никодим Васильев обвязал фанеру лыком и поволок ее к своей избе.
Весь остаточный день и всю ночь при луне старый человек пилил лучковой пилой и вырубил
Под вечер Никодим прикрепил в тесовой крыше своей избы добавочные фанерные крылья и хвост. Он поделал сам деревянные гвозди и их употреблял в дело, потому что железных у него не было. Рядом с избой, но все же подалее от нее, старый
Никодим постелил на траву две фанерные фигуры аэропланов. Сверху должно было казаться, что на земле находится большое военное воздушное хозяйство.
— Ну что ж, теперь хорошо! — решил Никодим. — Теперь обождем ночного времени.
Ночью старый Никодим сидел в ожидании возле своего хозяйства и курил трубку. Фанера его ясным серебром блестела на лунном свете.
— Теперь ты попадешься: все бомбы будут тут! — радовался старик.
Чтобы фанера не очень блестела и враги не разгадали обмана, Никодим посыпал ее немного травой.
Услышав далекий гул самолетов, старик ушел в лес к Боевой Подруге. Корова стонала от тоски, но хозяин поговорил с ней, приласкал ее, и она умолкла. Успокоившись, корова легла на землю, и Никодим Васильев заметил, что она вся дрожит.
— Не бойся, мы с тобой уцелеем! — говорил ей старик. — Что ты? Это они дураки, а мы с тобой нет?
Вдруг тугой воздух ударил в них, и в старого Никодима и в его Боевую Подругу. Они задохнулись в нем, старик свалился на корову, и оба они обмерли.
Очнулся Никодим уже в тишине. Ночь все еще продолжалась, и луна светила. Старик пошел к избе, на поляну. Изба теперь лежала на боку, но сруб ее был старинной прочной вязки и не развалился. Фанерные фигуры самолетов были отброшены вдаль, однако остались в целости. Вокруг же своего хозяйства Никодим сосчитал на поляне пять больших воронок, двенадцать малых и тридцать четыре дерева, вырванных с корнем, не считая тех, которые устояли, а были только ободраны взрывным воздухом.
— Вот теперь хорошо! — обрадовался старый человек. — Теперь ты, злодей, в убытке…
Приладив вагу, Никодим поставил избу, как она должна стоять, и починил у нее оси и колеса, чтоб она могла ехать далее.
Вскоре, собрав все свое фанерное имущество, старик снова запряг Боевую Подругу в ярмо и поволок свое жилище в лесную сторону.
Никодим сообразил, что тут ему дольше оставаться не дело: немцы могут угадать его хитрость.
На полдень он прибыл с избой и коровой в глухую пустошь, где редко кто бывал из деревенских, и там расположился по-прежнему, разложив, однако, фанерные фигуры далеко порознь одну от другой. Устроив все, как следует по хитрости, Никодим ушел со своей коровой-подругой в гущу леса, чтобы схорониться там на ночь от смерти.
Ночью старик и корова услышали лишь два удара бомб, но весь лес зашелестел от ветра и долго еще шевелился, хотя погода была тихая, как во сне.
Утром старик пришел с коровой на место, где была травяная пустошь. Там теперь ничего не было — ни избы, ни фанерных фигур, — была только одна вырытая порожняя пропасть, а вокруг нее поваленный и обглоданный взрывом лес и прах, развеянный из пропасти. Среди того праха покоились, должно быть, и остатки избушки Никодима.
Старик поглядел на эту разоренную землю и произнес:
— Это ничто: порушенную землю водой и ветром затянет, а избу я новую сложу!
Он погладил корову и повел ее за собою на деревню в Тихие Березы.
На выходе из леса старик и корова встретили русского летчика.
— Здравствуй, дедушка! — сказал летчик.
— Здравствуй, сынок! — ответил Никодим Васильев.
Летчик улыбнулся.
— Это ты там один воевал с немцами… Мы наблюдали за тобой. А я в деревню приходил — спросить про тебя, кто ты есть такой, меня командир послал.
— Да я житель — старик, — сказал Никодим Васильев. — а чего ж вы-то не летали им навстречу из леса?
— Мы-то? — подумал летчик. — А мы не летчики, мы воздушные инженеры, мы машины чиним, у нас мастерские…
— Вон оно как! — произнес старый Никодим. — То-то я гляжу… Ну ладно — чините спокойно, я опять избу сложу и сызнова поеду немцев на пустое место манить.
— А не боишься, что бомба тебе по голове попадет?
— Едва ли… А попадет — так я же человек ветхий, мне уж пора ко двору — в землю.
Летчик протянул руку старику.
— Тебе медаль, дедушка, полагается. Как тебя полностью зовут?
— Медаль? — спросил старик. — Раз полагается — давайте. Надо только рубаху новую сшить, а то медаль носить не на чем. Война ведь — обновку сшить некогда.
Никодим Васильев тронул корову и пошел вместе с ней и с летчиком-инженером в Тихие Березы. Старик забыл, что в деревне у него уже нет своей избы.
1942
БОЙ В ГРОЗУ
С утра с нашей стороны начался артиллерийский огонь, который должен подготовить удар танков и пехоты на прорыв, на сокрушение неприятельской обороны. Били пушки всех калибров, били гвардейские минометы, но в чередовании их огня был свой план и смысл — простой, однако, план битвы: прицельное, полное, поголовное уничтожение живой силы противника, его противодействующего оружия всех видов, его укреплений. Этот план боя не был неприкосновенным начертанием на бумаге: полководцы были здесь же, в сфере боя, и они, в зависимости от противодействия и маневров противника, корректировали битву, варьировали всю музыку сражения.
Мы находимся на опушке леса. Далее простирается обнаженное степное пространство, сложенное, как почти вся средняя Россия, из увалов, похожих на замедленные, остановившиеся волны земли. На военном языке вершины этих увалов называются высотками. От века безыменные, они получили теперь номера, а иногда и образное имя. Например одна высота имела таинственное название: «Расторопные капли». Оказывается, ее защищали пьяные немцы, напившись «расторопных капель», но окрестил высоту, конечно, трезвый русский солдат.