Рассказы
Шрифт:
Русина бойцы стремительно вывели наружу, прикрыли телами, сняли пакет. Первое, что он увидел, был микрофон репортерши.
— Как вы, Володя?
— Нормально.
Он ничего не понимал, но перед микрофоном чувствовал себя хорошо. Отдышался.
— Вас били?
— Нет.
— Появитесь на «Вудстоке»?
— Посмотрим…
Репортерша повернулась к камере:
— Только что ОПСВНСП освободил рок-певца Владимира Русина, и сейчас с ним вместе мы отправимся на «Эхо Вудстока». Владимир, когда-то назвавший свою группу
Его посадили в телевизионую машину, с боков втиснулись репортерша и оператор. Он иронично смотрел на них, как полчаса назад — на нас, своих похитителей. Взгляд его был холоден. Русин все время смотрел внутрь себя, поэтому не имело значения: кто рядом, день или ночь на дворе, надет ли мешок на голову.
Я заглянул в окошко машины и спросил:
— Володя, в порядке?
Он вспомнил меня.
— В нем.
— БОПТы вообще обнаглели, — сказал я, — до Колыча добрались.
В принципе, я рисковал, но Русин, как я уже говорил, был дурак и мог не догадаться, что был захвачен террористами. Нужно было вложить ему в голову правильную версию произошедшего. Потом добавил, чтобы не акцентировать на этом внимания:
— Пишешь что-то новое сейчас?
Русин коротко взглянул на меня.
— Хокку.
Машина увезла его на фестиваль.
Подошел Аркадий Игоревич, пожал мне руку.
— Ну что же, — сказал он, — с прессой не очень хорошо получилось, но победителей не судят. Давай оформляй БОПТа и дуй на свой фестиваль. Молодец…
Я боялся, что он спросит про Приведение. Он спросил:
— А что с Приведением? С почином?
Я соврал, как вру обычно, чтобы формально это не было ложью:
— С Приведением все хорошо… Сегодняшним числом.
Он уехал. Мы остались одни. Нагорный набрал БОПТа.
— Ну что, посмотрел киношку? А теперь спокойно выходите оба с поднятыми руками.
— Я не выйду, — ответил БОПТ.
Это было очень плохо.
— Мне терять нечего. Меня все равно расстреляют.
— Суд учтет… — начал я.
— Знаю я ваш суд, — сказал БОПТ, — сам десять лет отработал.
Ну тогда конечно, если отработал…
— У меня граната, — сказал он, — даже две. Как только начнете освобождать — всех взорву.
— Ясно, — сказал Нагорный, — сахар по вкусу.
Он отдал какие-то команды, и уже без лишней показухи бойцы собрались у входа. Двое держали гранатометы. Степан Алексеевич подошел к нам и прошептал:
— Вы не имеете права, если хоть одна пуля…
— Не одна, Степан Алексеевич, а много-много пуль, — ответил Нагорный, — он же террорист.
Батюшка подошел ко мне:
— Ну хотя бы вы…
— А что — я? Я штатский, я не командую.
— Вы не штатский, вы «в штатском»… Вы командуете… Я не позволю убить человека в храме. Тем более у себя в кабинете.
Я постарался объяснить:
— Он — смертник, понимаете? ИНООНЧ! Ни ангел, ни жертва!
— Это неважно, — сказал Степан Алексеевич, — разве можно убивать человека в храме? Это незаконно. Даже для вас, «в штатском».
— Вот я и хочу остаться «в штатском», а не штатским без зарплаты.
— Вы не понимаете… Чему учит нас Христос?
— Да поймите, что он должен был умереть сегодня в восемь, он живет по недоразумению. Его уже как бы нет по бумагам. Это не я, это государство решило.
— Слава Богу, я отделен от государства.
— А я, слава Богу, прикреплен!
— Но существуют шансы, что он останется жив?
— Существуют, — ответил я.
Дурацкий разговор получался. И главное, опять непонятно было, насколько мои действия законны.
— Какие шансы? — спросил батюшка.
— Всякие. В том числе — никаких.
Нагорный подошел, весь на нервах.
— Вы решили что-то? Я не могу по сто раз давать команды туда-обратно.
— Давайте поговорим спокойно, — сказал батюшка, — одну минуту.
— Я спокоен, — сказали мы с Нагорным одновременно.
— Как же так, — сказал Степан Алексеевич, — убивать человека в церкви?! Это незаконно!
Черт. По ходу, правда незаконно.
Нагорный тоже не был стопроцентно уверен, тем более что он был из ОПСВНСП, а не из ОПИПУЛ. Мы не знали, что делать.
— Смотрите, — вступил я, — давайте логически и по закону: один из них террорист, значит, его можно убить во время захвата, а второй — приговоренный к смертный казни, которого все равно надо убить. Значит, убить можно обоих.
— Но не в церкви же, — сказал батюшка, — для этого существуют специально оборудованные Пункты.
— И что вы предлагаете?
— Приговоренный он был до того, как его захватил террорист, — рассудительно произнес Степан Алексеевич, — а сейчас он по закону заложник, и его нужно освобождать. А вот когда освободите, он снова станет по закону приговоренный, тогда можно убивать, но, опять же, строго по закону и в специально отведенном месте.
Нищие на паперти притихли. Бойцы ждали, Нагорный пока не смотрел на них.
— У нас, по ходу, нормальное православное государство, а не компьютерная стрелялка, где каждый может спасать Вселенную как ему хочется, — завершил батюшка.
— Я не против, — сказал я, — я же не говорю, что прямо обязательно надо убить здесь. Давайте так и сделаем, строго по закону: освободим, а потом отвезем в Пункт. Главное — сегодня до двадцати одного.
Нагорный молча развернулся, ушел к своим бойцам, перекинулся парой слов с Гаврилиным и Михайловым. Вернулись втроем.
— Вы извините, но освобождать его мы не будем, — сказал Нагорный, — риск очень большой для личного состава. У него там может граната быть или, например, две гранаты. Могут погибнуть бойцы.