Рассказы
Шрифт:
— Тогда у меня жалоба.
Офицер ухмыльнулся, но я пресек его солдафонские настроения.
— Говорите.
— Где этот час? — спросил Узник. Я не понял, и он пояснил: — Было два часа ночи. Стало — три. Перевели стрелки, как будто час прошел. Но его же не было.
Непонятно было, к чему он клонит.
— Это же мой час, — сказал Узник, — я же, получается, меньше проживу.
Я ответил:
— Страна с сегодняшней ночи живет по летнему времени, и все законы должны исполняться из расчета на сегодня.
Мне очень понравился
— Приговор был назначен на прошлый понедельник, — сказал Узник, — если бы не потеряли бумаги, действовало бы зимнее время и меня расстреляли бы не как бы в восемь, а в восемь.
Офицер засмеялся ему в лицо.
— Если бы не потеряли бумаги, расстреляли бы на неделю раньше! У тебя появилась лишняя неделя, а ноешь из-за какого-то часа!
Узник не мог отстраниться, ошейник не давал двигаться.
— Это мой час, — спокойно сказал он, — хочу в девять.
— Исключается, — подытожил я, — на девять назначено кому-то другому, они же не будут ждать.
— Не знаю, — сказал Узник, — это их жизнь.
Мы въехали в Самохинский район, потому что в Колычском нет своего Пункта Приведения в Исполнение: у нас бюджет небольшой, мы только развиваемся. Я задернул занавески, ни к чему было мучить Узника картинами просыпающейся жизни: дети играли у дороги, женщины ходили взад-вперед.
Вдруг, уже недалеко от цели, после поворота на самохинское картофельное хозяйство водитель остановился, мы вышли из автобуса. Недавнее наводнение снесло мост через Прощайку. Видимо, с прошлой недели здесь никто не ездил и люди не знали, что с мостом такая беда. Мы попытались проехать вброд там, где видно дно, но только увязли в иле.
Стали выталкивать. Старались наравне, никто не отлынивал. Даже Узника привлекли. Он дышал рядом со мной, куда-то в щеку.
Автобус так и не вытащили, стало очевидно, что ехать не можем.
— Надо что-то решать, — сказал офицер, — меня самого расстреляют в образном смысле, если опоздаем.
— Да, — сказал я, — пять километров дороги.
Эти слова ничего не значили и ничему не помогали, но я был главный, я был из ФСОЗОПа, просто промолчать было нельзя. Я сказал про пять километров, и теперь была очередь офицера.
— Может, мы его сами? При попытке к бегству? — сказал он.
— С ума сошли? Думайте, что говорите в Устной Речи. Это незаконно.
Ошейник Узника привязать было некуда, один из конвоиров держал цепь в руке. Я повернулся к Узнику.
— Ну не везет, — сказал я в сердцах, как бы извиняясь, но тут же понял, что это очень глупо.
— Вот что, — сказал офицер, — вы тут ждите техпомощи, а мы пойдем вброд, а потом через поле. Открытое пространство, конвой — никуда не денется.
Это было похоже на решение. Все подошли к самому краю воды и стали смотреть вдаль, как будто могли разглядеть Пункт за пять километров. Было тихо, цепь немного звенела.
— Ну наверное, да, — сказал я офицеру, — а как еще?
— Никак, — сказал он, — мы живем в материальном мире, и это — тупо речка.
— Только я прошу довести нормально.
— Естественно. Это я в порядке юмора пошутил. Я же не идиот.
Узник спросил:
— А долго туда идти?
— Средняя скорость человека — пять километров в час, — сказал офицер, — мы пойдем средней.
Внутренне я даже обрадовался, что не нужно будет присутствовать на Исполнении до конца, раз такое ЧП произошло. Подписал бумаги и сказал Узнику:
— Видите, все строго по закону, и даже ваша жалоба будет удовлетворена. Час вы получаете, никто его не украдет. Просто будете в пути.
И чтобы еще больше разрядить обстановку, пошутил остроумной русской пословицей:
— Не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Я боюсь его, — прошептал Узник, глядя на офицера, — слышали, что сказал? Убить грозился. Такому — раз плюнуть. Только за лес зайдем…
— Потерпите часик, — успокоил я его, — ничего с вами не случится. Просто юмор у него такой дурацкий.
— Ну, дай Бог, дай Бог…
Офицер надел автомат на плечо, проверил ошейник, прикрепил цепь к своему ремню.
— Пошли! — сказал он Узнику, — это будет твой личный переход на летнее время.
Они вошли в воду. Сначала было мелко, и казалось, что глубина максимум по бедра, но потом, в середине реки, погрузились по пояс, по грудь. Шли осторожно, цепь и автоматы держали над головами. Тяжело вытаскивая ноги из ила, перевалили за середину, вышли. Я боялся, что Узник посмотрит на меня, но он не посмотрел. Мы стояли с водителем и смотрели им вслед, хотя не знаю, что хотели таким образом высмотреть. Они ушли далеко, завернули за лес.
И тут я понял, что поступаю неправильно, что мой Человеческий Фактор берет верх над долгом и следованием закону. Да, мне непросто первый раз принимать участие в Исполнении; да, я думал о фестивале, на который и так успевал еле-еле, но ведь по закону я должен был проследить за Приведением в Исполнение до конца, соблюсти все формальности. Государство оплачивает мне работу, и эти деньги взяты из налогов Нормальных Людей. Они живут в Великой России, встают каждый день на работу, воспитывают детей, влюбляются, занимаются наукой и техникой. И потому и работают легко и свободно, потому и увеличивают благосостояние Родины, что знают: государство на их стороне, государство их защищает. На границах — от врагов, внутри России — от террористов и ИНООНЧей [19] .
19
ИНООНЧ — Индивидуум, Не Отвечающий Образу Нормального Человека.