Рассказы
Шрифт:
— Соня! Я ждала тебя семь недель!
Паоло изобразил равнодушие, хотя уже начал задыхаться. Велел внутреннему «я» преобразовать тело в двоякодышащий вариант человека — биологически и исторически достоверный, пусть не совсем соответствующий наследственному фенотипу [25] . Вода хлынула в его модифицированные легкие, и модифицированный мозг принял это с готовностью.
— Зачем мне без пользы маяться в сознании и ждать, пока зонды закончат осмотр? — спросил он. — Я проснулся, когда появилась полная информация.
25
Наследственная
Элена забарабанила кулаками по его груди; он потянул ее вниз, инстинктивно снизив свою плавучесть, и они, целуясь, покатились по дну бассейна. Она проговорила:
— Ты знаешь, что мы прибыли первыми из всех К-Ц? Летевшие на Фомальгаут погибли. Так что там осталась только одна пара нас с тобой. Там, на Земле.
— Вот как? — спросил он и вспомнил: Элена решила не просыпаться, если любая из других ее версий обретет жизнь. Какая бы судьба не ждала оставшиеся корабли, другим версиям Паоло придется жить без Элены. Он грустно кивнул и еще раз поцеловал ее. — Так что я хотел сказать? Что теперь ты в тысячу раз для меня драгоценней?
— Да.
— Эй, а как насчет тебя-меня на Земле? В пятьсот раз; так будет точнее.
— Пятьсот? Это непоэтично.
— Не сдавайся так легко. Перекоммутируй свои языковые центры.
Элена провела ладонями от его груди до бедер. Они творили любовь своими почти традиционными телами; Паоло изумился, когда тело вышло из повиновения, но вспомнил, что надо отключить сознание и капитулировать перед этим странным ощущением. Это не было похоже на цивилизованную любовь: уровень обмена информацией между ними был ничтожным с самого начала — но была примитивная основательность большинства наследственных удовольствий.
Потом они всплыли на поверхность, лежали на воде под сияющим бессолнечным небом. Паоло думал: «Я мгновенно пролетел двадцать семь световых лет. Обращаюсь вокруг первой планеты, на которой оказалась иная жизнь. И ничем не пожертвовал — не оставил позади ничего по-настоящему ценного. Это слишком хорошо… слишком хорошо». Уколола жалость к другим его «я» — было трудно представить их жизнь без Элены, без Орфея, но с этим пока ничего нельзя было поделать. Хотя до прибытия других кораблей оставалось время, чтобы посоветоваться с Землей, он уже решил — в основном ради клонирования. — что по велению сердца нельзя изменять ход своего многообразного будущего. Что бы ни думало его земное «я», оба они не могут изменить условия пробуждения. Больше нет «я», имеющего право принимать решения за тысячу других «я».
Ничего, ничего, подумал Паоло. Они еще отыщут — или соорудят — свои поводы для счастья. И не исключено, что один из них еще услышит четыре удара колокола…
Элена сказала:
— Если бы ты спал еще дольше, пропустил бы голосование.
Голосование? Разведчики на низкой орбите уже собрали всю информацию, какую могли, о биологии Орфея. Чтобы двигаться дальше, необходимо послать в океан микрозонды — развитие контакта, которое потребует участия двух третей полиса. Нет причин думать. что несколько миллионов крошечных роботов могут причинить хоть какой-то вред: все вместе они оставят в воде лишь несколько килоджоулей тепловой энергии. Однако начались разногласия, и это мнение надо отстаивать. Граждане Картер-Циммермана говорят, что готовы продолжать наблюдение еще десять лет — или тысячу, — обдумывать результаты и гипотезы, прежде чем начать вторжение… а тот, кто не согласен, может проспать все это время или найти себе другое занятие.
Паоло стал копаться в новой информации от библиотеки — насчет «ковров», единственной формы жизни, найденной пока что на Орфее. Свободно плавающие существа, живущие в океанских глубинах у экватора; очевидно, ультрафиолет их убивает, если они поднимаются слишком близко к поверхности. Вырастают до сотни метров, затем делятся на десятки частей,
Паоло повернулся к Эленс и спросил:
— Что ты об этом думаешь?
Она театрально зевнула — должно быть, тема бесконечно обсуждалась, пока он спал.
— Микрозонды не принесут вреда. Они могут доложить, из чего состоят ковры, не потревожив ни единой молекулы. В чем здесь риск? Пресловутый культурный шок?
Паоло плеснул водой ей в лицо — ласково; казалось, причиной этого импульсивного жеста было его двоякодышащее тело.
— Но ты не можешь быть уверена, что они лишены разума.
— А ты знаешь, кто жил на Земле спустя двести миллионов лет после того, как она сформировалась?
— Может быть, микроорганизмы. Или вообще никто. Но ведь Орфей — не Земля.
— Верно… И все-таки, если даже предположить, что ковры разумны, то как они заметят присутствие таких крошечных роботов? А если они единые организмы, им незачем реагировать на окружение: там нет хищников, не надо добывать пищу, они просто дрейфуют по течению, так что у них вообще не может быть развитых органов чувств, тем более с микронным разрешением. А если это колонии одноклеточных существ, то повстречайся подобная колония с микрозондом и почувствуй своими рецепторами его присутствие… какой от этого вред?
— Понятия не имею. Но мое невежество не гарантирует безопасности.
Теперь Элена плеснула водой в Паоло.
— Раз ты сам говоришь о своем невежестве, поступи просто — отдай голос за то, чтобы послали микрозонды. Согласна, мы должны быть осмотрительны, но непонятно, зачем мы здесь, если нельзя узнать, что происходит в океане. И узнать немедленно! Не желаю ждать, пока на этой планете разовьется что-то настолько смышленое, чтобы посылать в космос информацию о своей биохимии. Если мы не решимся на пустяковый риск, Вега превратится в «красного гиганта» [26] прежде, чем мы узнаем хоть самую малость.
26
Одна из поздних стадий развития звезды главной последовательности.
Это было сказано просто так, мимоходом, однако Паоло попробовал представить себе такую картину. Пройдут двести миллионов лет; будут ли и тогда граждане К.-Ц спорить, насколько этично вторгаться на Орфей, либо потеряют к этому всякий интерес и двинутся к другим звездам, либо модифицируют себя в некие существа, абсолютно лишенные ностальгического сочувствия к органическим формам жизни?
Грандиозная картина — даже для того, кто прожил двадцать столетий. Фомальгаутский клон был уничтожен единственным крошечным метеоритом. В окрестностях Веги куда больше мусора, чем в межзвездном пространстве; даже в окружении защитников, столь же бесчисленных, как разведывательные зонды, веганский К.-Ц нельзя считать неуязвимым. Элена права: надо ловить момент, иначе можно замкнуться на своих планетах и забыть, что когда-то мы были искателями. Он вспомнил чистосердечное удивление своего приятеля из Эштон-Лаваля, тот говорил: «Ради чего искать инопланетян? В нашем полисе тысяча вариантов природной среды, биллионы связанных между собой видов. Что вы надеетесь найти там, далеко, такого, чего не можете вырастить у себя дома?».