Рассказы
Шрифт:
Дядя Витя прервал свои мысли и, внезапно приходя в раздражение, ткнул его сапогом в брюхо.
— Дорогой дядя, вы хоть и не молоды, но удивительно наивны,— говорила Кира, сидя в бричке рядом с дядей Витей.— Как вы не можете понять таких простых вещей… Я любила его без памяти, я верила ему больше, чем себе… а он… он так оскорбил меня… Вы говорите — пустяки… но пустяки бывают ужасны… И если я осталась жить, то только для того, чтобы
Кира натянула вожжи, точно пробуя, достаточно ли у нее осталось сил для этой жизни.
— Я хотела бы, чтобы у меня был такой муж, как вы…
Придавливая расплюснутым желтым указательным пальцем табак в трубке, дядя Витя отвечал, не глядя на племянницу:
— Тебе розги нужны, а не муж… а лучше всего, если ты вернешься к тому, от кого ушла…
— Этого никогда не будет!.. Вы видите, что я даже писем его не читаю… для меня он больше не существует!..
Бричка скатилась под гору и захлопала по мосту через ручей. Кира вскрикнула, выпустила вожжи, кинула руки дяде Вите на плечи.
— Ах, дядя, спасите меня, спасите… вы у меня теперь единственная опора, без вас я не знала бы, что делать… Ну посмотрите мне в глаза… разве я недостойна вашей любви?..
Стараясь вырваться из ее объятий, дядя Витя ворчал:
— Да пусти ты меня, ради бога… посмотри, куда мы едем, вот-вот угодим в канаву… голову сломим…
— Нет, нет, не пущу вас,— смеясь и пылая, отвечала Кира.— Пусть свалимся, провалимся, голову сломаем — мне все равно. Я так счастлива… И вы должны мне сказать, что любите меня.
Она заглядывала ему в глаза, подпрыгивая на дребезжащем сиденье. Ветер свистал им в уши, пыль сыпала в лицо. Чумак с веселым лаем забегал вперед, норовя лизнуть лошадь в морду.
— Скажите скорее, что любите и никогда со мной не расстанетесь…
— Да ладно уже, ладно,— люблю, только отстань, сделай милость.
И, тяжело отдуваясь, наконец освобожденный, схватил дядя Витя кинутые вожжи.
Бричка подкатывала к почтовому крылечку, из окошка выглядывал почтмейстер, помахивал приветливо ручкой.
— Милости прошу,— кричал он.— Писем целый ворох, а Кире Егоровне телеграммка… только что отстукали…
— Ах, это должно быть от мамы,— говорила Кира, расписываясь на квитанции.— Она всегда что-нибудь выдумает… Только напрасно волнует.
Потом, прочитав шершавый листок, скомкала его в руке, и сказала обиженно:
— Вы, дядя, всегда возитесь долго, только время теряете… Письма можно и дома прочесть, я в темноте боюсь назад ехать…
А когда бричка снова запылила из села по дороге в Приютино и белый туман потянулся от ручья через мост, Кира топнула ногой, крикнув решительно:
— Нет, это уже слишком! Вы должны меня защитить, дядя… Он скоро бог знает что сделает! Пожалуй, и сюда приедет…
Дядя Витя принял скомканный листок, поднес его к носу, прочел:
«Умоляю вернись болен люблю если нужно выеду навстречу невиновен целую Ефстафий».
— Вы понимаете? — ухватясь за рукав дяди Вити, воскликнула Кира.— Что мне делать? Я не хочу его видеть, неужели он этого не понимает…
— Должно быть…
— Но это же наглость!
Дядя Витя ударил вожжей коня по крупу, молвив угрюмо:
— А может быть, поедешь?
— Никогда, никогда… Ну что же это такое… Я прошу вас объяснить ему все, я прошу вас!..
На столике перед кроватью стоял подсвечник, горела свеча. Длинноногий комар танцевал польку вокруг стакана с остывшим чаем, а дядя Витя сидел на кровати в одном белье и смотрел в потолок на уродливую черную свою тень. Желтыми, прокуренными, но крепкими еще зубами грыз он мундштук трубки и улыбался.
Все-таки дела его совсем уж не так плохи, совсем он не стар, крепче любого молодого. Всходы на диво хороши — тут и говорить нечего… А когда в доме лишний человек, в некотором роде соломенная вдовушка, то ничего нет в этом ужасного… Она ничуть не мешает. Пусть, конечно, живет, не объест… А все-таки дура…
И, хмуро улыбаясь себе в бороду, повторял дядя Витя:
— Дура…
Но непонятно тепло становилось на сердце, точно это слово было какое-нибудь особенное, ласковое…
— Дура… это ясно… покажите мне хоть одну умную женщину,— бормотал он.
Комару надоело танцевать польку, он полетел на огонек. Дядя Витя прищурил один глаз, вынул изо рта трубку и дунул. Комара отнесло к окну, дядя Витя потер руки, закивал головой, повторил еще раз с особенной выразительностью:
— Дура!..
Но вслед за тем кто-то постучался в дверь… Дядя Витя нырнул под одеяло, крикнув сердито:
— Кто там, черт возьми!..
— Это я, дядя!..
И, не дожидаясь ответа, в комнату вошла Кира. Она закуталась в турецкую шаль, волосы заплела в тоненькую косичку. Бледное лицо ее казалось утомленным. Она подошла к кровати и, глядя на огонь свечи, сказала упавшим голосом:
— А я все-таки поеду, дядя…
Дядя Витя, прикрыв бороду одеялом, спросил, нахмурясь:
— Куда поедешь?
— К Евстафию…
Тогда, вскочив и сев на подушки, дядя Витя закричал не своим голосок:
— Ну, а дальше?.. А дальше, черт вас возьми совсем?!.
— Ах, если бы я знала, дядя… но я не могу, не могу…
Кира закрыла лицо руками, всхлипнув.
— Не можете? Знаю! Не понимаете? Знаю?.. Но я спрашиваю вас, чего вы пришли сюда ночью и не даете спать?.. Я хочу спать — ясно вам? Можете сообразить это своими куриными мозгами?