Рассказы
Шрифт:
– В магазин бы,- отрубил он.
– Пять ящиков водяры - и хорош.
– Почему пять?
– резонно спросили у него.
– Бери десять.
– Можно и десять, это еще лучше, надежней, - хохотал Костя.
Но все это были глупости, о водке. Матвей ждал серьезного. Он даже подсказывал:
– Вот с работой как? На работу бы ходили?
– А зачем? Десять дней - и работать? Не-е...
– тут уж все были согласны, что работу побоку.
– Ну, бросили работу,- настаивал Матвей.- А дальше чего бы делали?
– Либо мало делов?..
А ведь "делов" было
Пробовал Матвей с соседом своими мыслями поделиться. Сосед был мужик неглупый, механик из гаража, техникум кончал, заочный. Вот и подсел к нему Матвей как-то вечером, вроде покурить. О том поговорили да о сем, а потом Матвей, считай, напрямую выложил:
– Разочаровался я, понимаешь, в жизни...
– Почему?
– заинтересовался сосед.
– Да чего... Работаешь, стараешься, хитришь, крадешь, а ради чего? Пятьдесят лет, шестьдесят - и готов. А нервы тратим, глотничаем, стараемся побольше урвать...
Сосед внимательно выслушал, сочувственно вздохнул.
– Да, жизнь, она...
– И тут же перевел разговор: - У тебя напильников трехгранных нет? Пилу точить кинулся - и нету. Помню, брал в магазине. Куда задевал?
– Есть,- со вздохом ответил Матвей.- Пошли, дам. Да что про чужих говорить, когда родная жена и та...
Как-то сидели вечером за столом, Матвей и спроси:
– Вот что бы мы сейчас делали, если б сейчас объявили по радио: десять дней, мол, до конца света. А?
– и с интересом уставился на жену.
Жена даже поперхнулась, потом сказала:
– Ты что это?.. Божественный стал?
– При чем тут бог?
– поморщился Матвей.- Вообще меня интересует, что бы мы делали. Вот ты лично. Десять дней тебе осталось жить. Что будешь делать?
– Отдохну,- просто ответила жена.- Брошу все к черту и хоть отдохну,- со вздохом положила она на стол большие темные руки.
Она и вправду уставала: на ферме с телятами колгота с утра до ночи, а еще дома хозяйство. Конечно, она уставала. Но полностью Матвей ей не поверил.
– Так бы все и бросила?
– спросил он.- Скотина ревет, и своя, и колхозная.
– Нехай на попасе гуляет.
– А ты бы вот так прям и сидела? Все десять дней?
– Отдохнула б...
Матвей жене не поверил. Не усидела б она десять дней. Дня бы не усидела. Но как доказать...
Нет, не получалось с людьми разговора. А вот на Стенькином кургане... Как хорошо отсюда глядеть, как виделось все с небесной высоты.
С горы зеленым подолом займище к воде спускалось, а над ним - белой лебедью - родной хутор летел. Наверху, за песчаным теменем нищего Голодая раскинулась просторная зеленая Россошь, за ней - хлебные поля, бахчи в нехитрой оправе степных балок да теклин с тернами да ежевичником. Сторожевые башни курганов одиноко маячили по степи, разведенные друг от друга на далекий конец богатырского оклика.
И мысли, такие же просторные и красивые, как эта земля, бередили душу.
Господи... как можно жить хорошо, как можно устроить все по-людски. Работать... Работать, конечно, надо. Без работы не обойдешься, кусать нечего будет, да и с ума сойдешь. Но работа чтоб по-хорошему. Чтоб не орать друг на друга - начальник ты или кто,- а по-хорошему. Пришли утром, ведь все свои, все - люди, чего ж глотничать. Одна семья, если разобраться. Ведь вместе живем. Можно, можно по-хорошему. И на хуторе, и в мировом масштабе.
Но мировой масштаб далеко, как за него взяться. А вот у себя, на хуторе, меж своих...
Матвей решил проверить. Он как-то вечером напоил совхозного радиста, врубил местное вещание и объявил:
– Внимание, внимание, говорит радиоузел. Только что передали: до конца света осталось десять дней. Внимание, внимание...
Ему влепили пятнадцать. Суток. А могли бы, между прочим, и больше.
ЭКСПЕРИМЕНТ
Николай пришел на почту и прямо там, в помещении, у стола, вложил исписанные листки в конверт, запечатал и подписал, заслоняясь от любопытных: "Москва. Кремль... От Какичева Николая Еремеевича".
Написал и бросил в ящик. И сразу от души отлегло.
А начиналось все просто. В марте месяце, как раз под самый конец, пошел Николай в отпуск. Весна - дело известное. Картошку надо сажать, огороды, деревьями заниматься, навозу постараться привезти, колонку наладить - в общем, работа найдется. И, конечно, лодка. Ее он под самый конец оставлял. Спокойно покрасить, мотор перебрать. И все это на берегу, возле Дона, с добрыми людьми. Там можно и выпить, и побрехать - никто за рукав не потянет. С лодкой - это самый отдых. Остальные дни - колгота.
Добрую неделю занимался Николай огородом, двором да садом и, наконец, решил: хватит. А то так и отпуск пройдет. Бегай потом вечерами на лодочную, после работы.
Решил и следующим утром собрался на берег. Но все поломала жена. Она углядела, что конек на крыше за зиму совсем развалился, и завела:
– От людей стыдно... Хозяин называется... Либо мне самой...
В общем, пришлось лезть наверх.
А наверху было хорошо. Никаких заборов, стен, сарайчиков и прочей рухляди. Наверху было просторно и много неба. Стлались по земле крыши и крыши среди голых деревьев. А рядом тополь-раина стремился к небесам.
Николаю на крыше понравилось. Конек он поправил и остался сидеть там, наверху, спокойно покуривал.
Мимо люди проходили, спрашивали:
– Ты чего там?
– Жена загнала, - отвечал он, - говорит, сиди и кукарекай.
Рядом, на тополевых ветвях, заливались скворцы, воробьи бесстрашно скакали, чирикая. К озерам потянула одинокая цапля. Думалось хорошо: о днях отпуска, которые еще впереди, о долгом лете, которое лишь начинается, и вообще о жизни.
Время от времени, сбивая мысли, по улице пробегали машины. Раньше они здесь почти не ходили, дом стоял на окраине. Кому ездить? Теперь громыхали раз за разом. И все почему-то пустые. Николаю сверху-то видно было. Но он сначала этому значения не придал. А потом, раздражаясь от громыхания, голову поднял, стал присматриваться: чего они тут разъездились? Тут ехать-то куда? Самый край поселка, дальше лишь кладбище. Туда чего мчаться, туда отвезут, да еще с музыкой. В свое время.