Рассказы
Шрифт:
– Тебе еще нравится смотреть на море, Ринальдо? Не хочешь ли ты взглянуть на него изнутри?
Из воронки Глаза не выплывал никто. Правда, дед Игнацио говаривал спьяну, что, если попасть точно в центр, в «зрачок», то Сатана моргнет – и тогда происходят удивительные вещи… И еще…
Парни Гарсиа схватили меня под руки и потащили к обрыву. Сам Гарсиа стоял чуть поодаль, кривя толстые губы в напряженной гримасе.
– Уберите руки! Я сам!
От неожиданности они отпустили меня, и я шагнул к краю обрыва. Бурый пенящийся водоворот ревел внизу, скручиваясь к черному провалу «зрачка», и я оттолкнулся от края, изгибая больное, избитое, распоротое, но еще послушное тело…
…Я любил, был любим, мы любили вдвоем. Только этим мы жить и могли……Меня выворачивали судороги, я плавился, распадался на части… – Может быть, так умирают? – но смерть не была неприятной, она перекраивала меня, переделывала, сливала с водой, с воздухом; мне казалось, что я вижу себя со стороны, свое прозрачное светящееся тело, и оно текло, менялось…
…Я ощутил упругость воды, скользившей вдоль моего тела – гладкого, пружинящего! Я шумно вдохнул воздух, выдохнул. Глаз Дьявола ревел более чем в миле от меня, вокруг было открытое море, и в нем плыл глянцевый черный дельфин, который был мной!
Плавники прекрасно слушались приказов, на языке ощущались привкусы йода, водорослей и разных морских жителей, невидимые колебания отражались в мозгу четкой картиной берегового рельефа… Берег! Анабель и подонки Гарсиа!..
Я ринулся обратно, легко избегая электрических шнуров и объятий гигантского кракена. Впрочем, все они не особенно и старались меня поймать. Дикая мысль закралась в голову – а что, если и они тоже…
Воронка была уже совсем рядом, когда я наконец увидел высоко вверху оранжевое платье Анабель. Увидел – не то слово, но других у меня пока не было. Вокруг нее толпились дружки Гарсиа, и он сам стоял там, скалился, что-то говорил – и наконец обнял замершую девушку.
Через мгновение он неловко взмахнул руками, запрокидываясь назад, теряя равновесие, отделяясь от скалы, тщетно пытаясь оторвать от себя цепкие пальцы Анабель – и оранжевое платье с черной курткой зависли над пропастью! И я знал, знал всем своим новым дельфиньим знанием, что проклятый Гарсиа попадет в «зрачок», а Анабель…
Анабель!..
Я рванулся в Глаз Дьявола, неистовой торпедой взрывая засасывающую силу воронки, благодаря Небо, Бога, Сатану за то, что я больше не был человеком – я пробился, я успел – и выбросил новое послушное тело в воздух, встретив Анабель, направляя оранжевое платье туда, где чернела молчащая пустота…
Но любя, мы любили сильней и полней Тех, что страсти бремя несли, Тех, что мудростью нас превзошли, – И ни ангелы неба, не демоны тьмы Разлучить никогда не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Анабель-Ли.…Через несколько минут в пяти милях от острова вынырнули два дельфина и, чуть помедлив, поплыли прочь, направляясь в открытое море. Слева от них темнел в тумане материк взбесившихся городов, диких вещей и рождавшихся преданий. Справа лежал тихий остров Сан-Себастьян, с его Обзорным выступом, бойницами парапета и Глазом Дьявола, из которого медленно поднималась скользкая чернильная туша колоссального спрута…
Это было давно, это было давно В королевстве приморской земли…Разорванный круг
Они знали – игра стоит свеч.
Старый «линкольн» стоял на пригорке, плотно упершись в землю всеми шестью колесами, и из-под его капота доносилось угрожающее рычание прогревающегося мотора. Его возбуждал острый пряный запах самки – сложная смесь отработанного топлива и нагревшегося металла – но между ним и стройной голубой «тойотой» стоял соперник. «Линкольн» заворчал, и заднее колесо выбросило комья сухой земли. Это были его охотничьи угодья. Это должна быть его самка.
Соперник, молодой массивный «мерс», круто развернулся, и лучи его фар ударили в лобовое стекло «линкольна». «Мерс» был молод, силен и самоуверен. Он взревел и, выставив тупой широкий бампер, ринулся вверх по склону. Эта глупость его и погубила. Глупость и молодость. Когда ревущий «мерс» оказался совсем рядом, старый «линкольн» сделал вид, что подставляет под удар левую фару, и в ту же секунду резко оттолкнулся всеми левыми колесами от земли, становясь боком. Не успевший затормозить «мерс» прошел притирку к вертикально поднявшемуся днищу. В следующее мгновение вся многотонная тяжесть хозяина здешних мест уже рушилась на открытый капот и солнечные батареи противника, тщетно пытавшегося удержаться на крутом склоне. Некоторое время старый «линкольн» небрежно ездил вокруг останков поверженного врага, хрустя битым стеклом, пофыркивая и изредка ударяя в груду металла ребристым носом с фигуркой серебряного тигра в центре. У тигра была отбита передняя лапа, но это «линкольну» даже нравилось. Потом, не оборачиваясь, он развернулся и направился к своему нынешнему логову. Он не включал никаких сигналов, не давал призывных гудков – он и так знал, что голубая «тойота» покорно следует за ним. Он был стар, этот потрепанный патриарх машин. Он был опытен. Но сейчас он чувствовал себя молодым.
Год они прожили вместе. Она оказалась хрупкой, нежной и совершенно неприспособленной для лесной жизни. Ему приходилось расчищать ей дорогу в буреломах, следить за ямами и топкими местами, защищать ее от падающих деревьев и бешеных слонов, с которыми лучше было не связываться…
Однажды на нее кинулся бродячий тигр и успел разбить лапой боковое зеркальце. К этой травме прибавилась большая вмятина в боку, потому что разъяренный «линкольн» раздавил полосатую кошку о ее корпус – ЕЕ корпус, а не кошкин! – и долго еще ездил и ездил по кровавому месиву, ревом сирены оповещая притихший лес о случившемся.
Потом он успокоился и выпустил боковые манипуляторы, расчленившие останки зверя и утащившие куски в бак – для переработки в топливо.
Кстати, в этом заключалась еще одна проблема совместной жизни, о которой старый «линкольн», идеально приспособленный для автономности, даже и не подозревал. Маломощных солнечных батарей «тойоты» едва хватало на три-четыре часа езды без заправки, а среда ее бака не могла питаться любой клетчаткой – ей требовались особо изысканные, редкие блюда.
Два раза ему удавалось подкрадываться к человеческим поселениям и угонять микротрактора – он с презрением относился к их бессмысленному существованию и вовсе не возражал против того, чтобы попользоваться ворованным топливом и частями их корявых тел. На третий раз по нему начали стрелять из базуки, и он поспешил убраться, предчувствуя недоброе.
Раньше он не хотел вызывать недовольства двуногих. Не для того старый «линкольн» сбегал из города, чтобы и здесь вести напряженную борьбу за существование. Он хотел покоя, и нашел его, и если бы не голубая капризная «тойота»… Может быть, это и называется «любовь»?..
…В то утро ему очень не хотелось отпускать ее одну. Смутное предчувствие толкалось внутри, мотор барахлил, перегорела лампа правого поворота – и после ее ухода он долго лежал в логове, грустно ворча и покачивая угловой антенной.