Рассказы
Шрифт:
Калвин снова умолк; Френхем по-прежнему сидел неподвижно, и неясные очертания его головы отражались в зеркале, стоящем у него за спиной. — А что стало с Нойзом? — в конце концов спросил я, все еще обеспокоенный ощущением незавершенности и необходимостью найти связующие нити между параллельными линиями рассказа. Калвин пожал плечами:
— Не волнуйтесь, с ним ничего не стало, потому что он стал ничем. Не могло быть даже и речи о том, что он «чем-то станет». Некоторое время он, очевидно, прозябал в своей конторе, а затем получил место клерка в каком-то консульстве и весьма неудачно женился в Китае. Много лет спустя я как-то встретил его в Гонконге. Он был толст и небрит. Говорили, что он пьет. Меня он не узнал.
— А глаза? — спросил я после
Потирая подбородок, Калвин задумчиво посмотрел на меня в полутьме.
— Я ни разу не видел их со времени моей последней беседы с Гилбертом. Судите сами. Что до меня, я так и не нашел связи…
Он поднялся и, засунув руки в карманы, с трудом доковылял на онемевших ногах до столика с прохладительными напитками.
— Вы наверняка умираете от жажды после моего сухого рассказа. Налейте себе, друг мой. Послушайте, Фил… — он снова повернулся к камину.
Френхем ничего не ответил на радушное предложение нашего хозяина. Он по-прежнему неподвижно сидел в своем низком кресле, но, когда Калвин обратился к нему и глаза их встретились в долгом взгляде, молодой человек внезапно отвернулся и, уронив руки на стол, спрятал в них лицо.
Удивленный столь неожиданным поступком, Калвин остановился как вкопанный, и лицо его вспыхнуло.
— Фил! Какого черта? Неужели глаза вас испугали? Дорогой мой, дорогой мой друг, мой литературный дар еще ни разу не удостоился столь высокой оценки.
При этом он захихикал и, все еще держа руки в карманах, остановился на коврике перед камином и пристально посмотрел на склоненную голову юноши. Френхем все еще молчал, и он подошел ближе.
— Не вешайте нос, дорогой Фил! Прошло столько лет с тех пор, как я видел их в последний раз, — вероятно, я давно уже не совершал ничего настолько дурного, что могло бы вызвать их из ада. Если только, конечно, мои воспоминания не заставили вас их увидеть. Это было бы самым гнусным их поступком.
Его шутливое обращение завершилось натянутым смешком, и, приблизившись к Френхему, он склонился над ним, положив на плечи юноши свои изуродованные подагрой руки.
— Фил, мой мальчик, в самом деле, что с вами? Почему вы молчите? Уж не увидели ли вы глаза?
Френхем по-прежнему не поднимал головы. Я стоял за спиною Калвина и видел, как он, изумленный столь странным поведением, медленно отодвинулся от своего друга. Свет настольной лампы на мгновение осветил его налитое кровью лицо, и я увидел его отражение в зеркале позади Френхема.
Калвин тоже заметил свое отражение. Лицо его было вровень с зеркалом. Он помедлил, словно с трудом узнавая в нем себя. И, пока он разглядывал себя в зеркале, лицо его постепенно менялось, и еще довольно долго он и его двойник смотрели друг на друга со все возрастающей ненавистью. Затем Калвин отпустил Френхема и попятился…
Френхем, уткнувшись головой в руки, сидел все так же неподвижно.
ШИНГУ [14]
Перевод М. Шерешевской
Миссис Беллингер принадлежала к породе дам, которые, словно страшась иметь дело с Культурой один на один, знакомятся с нею сообща. Именно с этой целью она и основала Обеденный клуб — содружество, состоящее из нее самой и других неукротимых охотниц за знаниями. После нескольких зим совместных обедов и дискуссий клуб приобрел такое значение в городе, что одной из его неотъемлемых функций стало принимать знаменитых приезжих, и по этой причине не успела известная всему миру Озрик Дейн прибыть в Хилл-бридж, как немедленно получила приглашение посетить очередное заседание клуба.
14
Из сборника «Шингу и другие рассказы» (1916).
Шингу — река в Бразилии, приток Амазонки.
Заседание должно было состояться у миссис Беллингер. За ее спиной коллеги по клубу единодушно сокрушались, что их председательница не желала уступить свое право гостеприимства миссис Плинт: более внушительная обстановка в доме последней позволяла лучше принять заезжую знаменитость, к тому же, как кстати заметила миссис Леверет, там имелась картинная галерея, на которую в случае чего всегда можно переключиться.
Миссис Плинт не скрывала, что разделяет эту точку зрения. Она всегда считала своей первейшей обязанностью принимать у себя именитых гостей Обеденного клуба. Своими обязанностями перед обществом она гордилась не меньше, чем своей картинной галереей, и, по правде говоря, любила дать понять, что одно подразумевает другое и что только женщина с ее состоянием может позволить себе жить согласно тем высоким принципам, которые отстаивает. На ее взгляд, от людей среднего достатка Провидение требовало наличия общего представления о чувстве долга, проявляемого в зависимости от обстоятельств, но ей, кому Высшие силы начертали держать лакея, несомненно, предназначалось иметь особый круг обязанностей. Тем более прискорбно, что миссис Беллингер, чьи возможности ограничивались штатом из двух горничных, так упорствовала в своем праве принимать у себя Озрик Дейн.
Еще за месяц до приезда прославленной леди членами Обеденного клуба овладело беспокойство. Не то чтобы они боялись ударить в грязь лицом, но в преддверии счастливого события их охватила приятная нерешительность, которая овладевает всякой дамой, перед тем как сделать выбор в плотно набитом платяном шкафу. Правда, только миссис Леверет, подвизавшаяся в клубе на вторых ролях, трепетала при мысли, что ей придется обменяться мнениями с самим автором «Крыльев смерти». Ни миссис Плинт, ни миссис Беллингер, ни тем паче мисс Ван-Влюк, вполне уверенные в своей компетентности, дурными предчувствиями не терзались. На последнем заседании, по предложению мисс Ван-Влюк, темой дискуссии были избраны «Крылья смерти», и каждый член клуба получил возможность высказать свое суждение об этой книге или присоединиться к тем, которые сочтет наиболее приемлемыми.
Единственная, кто не воспользовался блестящей возможностью, была миссис Роуби, но миссис Роуби — по общему приговору — совершенно не годилась в члены клуба.
— Вот что значит, — как однажды выразилась мисс Ван-Влюк, — оценивать женщину, полагаясь на мнение мужчины.
Миссис Роуби, которая вернулась в Хиллбридж после длительного пребывания в какой-то экзотической стране (в какой — остальные дамы не сочли нужным запомнить), была провозглашена известным биологом, профессором Форлендом, приятнейшей в мире женщиной, и члены клуба, для которых этот хвалебный отзыв имел силу диплома, опрометчиво решив, что в своих светских симпатиях профессор непременно должен руководствоваться профессиональными склонностями, обрадовались случаю пополнить свои ряды дамой-биологом. Велико же было их разочарование! При первом знакомстве, когда мисс Ван-Влюк сказала что-то мимоходом о птеродактиле, миссис Роуби смущенно пробормотала:
— Я плохо разбираюсь в поэтических метрах…
И после этого фиаско, обнажившего всю глубину ее невежества, благоразумно воздерживалась от участия в их интеллектуальной гимнастике.
— Думаю, она взяла его лестью, — решила мисс Ван-Влюк. — Или, возможно, он не устоял перед ее прической.
Ввиду того, что столовая мисс Ван-Влюк вмещала не более шести персон, количество членов клуба было ограничено этим числом, и то, что одна из участниц дискуссий оказалась пустым местом, мешало бесперебойному обмену мнениями. Кое-кто уже начал роптать: с какой стати миссис Роуби позволяет себе жить, так сказать, за счет умственного багажа других! Недовольство это еще более усилилось, когда стало ясно, что она даже не удосужилась прочесть «Крылья смерти». Имя Озрик Дейн она, если ей верить, слыхала, но на этом — подумать только! — ее знакомство с прославленной романисткой и ограничивалось. Дамы просто не в силах были скрыть своего изумления! Правда, миссис Беллингер, чрезвычайно дорожившая репутацией своего детища и поэтому желавшая, чтобы даже миссис Роуби выглядела наилучшим образом, мягко дала понять, что если та не успела ознакомиться с последним романом писательницы, то уж наверное читала предшествующий — и не менее значительный — «Критический момент».