Рассказы
Шрифт:
— Я не знаю, почему так, — говорил он своему другу, — мне не слишком за сорок, но мне кажется, что я попал в глубокую колею пожилого возраста. Моя сестра выказывает ту же тенденцию. Нам нравится, чтобы все находилось в точности на обычных местах; нам нравится, чтобы все происходило в точно назначенное время; мы любим, чтобы все было обычным, упорядоченным, пунктуальным, методичным до толщины волоса, до секунды. Если это не так, это раздражает и утомляет нас. Например, возьмем самую пустячную вещь: дрозд год за годом строил свое гнездо на дереве на лужайке; в этом году без какой-либо очевидной причины он построил его на иве
— Наверное, — сказал друг, — это другой дрозд.
— Мы это подозреваем, — сказал Дж. П. Хаддл, — и я думаю, это дает нам еще больший повод для досады. Мы не чувствуем, что хотим сменить дрозда в данный момент жизни; и все же, как я сказал, мы едва достигли возраста, когда такие события переживаются серьезно.
— Что вам нужно, — сказал друг, — так это лечение беспокойством.
— Лечение беспокойством? Никогда о таком не слышал.
— Ты слышал о лечении покоем людей, которые сломлены стрессом слишком большой тревоги и напряженной жизни; что ж, вы страдаете от слишком большого покоя и безмятежности и нуждаетесь в противоположном виде лечения.
— Но куда же обратиться за ним?
— Ну, ты мог бы выступить кандидатом от партии оранжистов в Килкенни, или провести курс регулярного посещения кварталов апашей в Париже, или прочитать лекции в Берлине, что большая часть музыки Вагнера написана Гамбеттой; и всегда остается в запасе путешествие по внутреннему Марокко. Однако, чтобы быть по-настоящему эффективным, лечение беспокойством должно проводиться дома. Как тебе удастся это, у меня нет ни малейшей идеи.
Именно в этой точке разговора в Кловисе мгновенно гальванизировалось внимание. Кроме всего, его двухдневный визит к пожилым родственникам в Слоуборо не обещал ничего восхитительного. И перед тем как поезд остановился, Кловис украсил свои манжеты надписью: «Дж. П. Хаддл, Уоррен, Тилфелд, возле Слоуборо».
Через два дня утром мистер Хаддл нарушил уединение сестры, когда она в гостиной читала «Сельскую жизнь». Это был ее день, час и место для чтения «Сельской жизни», и вторжение было абсолютно иррегулярным; однако, он нес в руке телеграмму, а в их доме к телеграмме относились как к вмешательству божией десницы. Телеграмма произвела впечатление удара грома. — Епископ проверяющий конфирмационный класс по соседству не может остановиться в доме священника по случаю кори обращаемся вашему гостеприимству обустройства посылаем секретаря.
— Я едва знаком с епископом; я говорил с ним всего лишь раз, — воскликнул Дж. П. Хаддл с извиняющимся видом того, кто слишком поздно понял неосмотрительность разговоров со странными епископами. Мисс Хаддл первой собралась с силами; удары грома она не любила столь же страстно, как и ее брат, однако женский инстинкт говорил ей, что этот удар грома необходимо перенести стоически.
— Мы можем подать холодную утку с керри, — сказала она. Этот день не предназначался для керри, однако маленький оранжевый конверт с телеграммой включал в себя некоторые отклонения от правил и обычаев. Брат ничего не сказал, поблагодарив ее взглядом за храбрость.
— Вас хочет видеть молодой джентльмен, — объявила горничная.
— Секретарь! — в унисон пробормотали Хаддлы; они мгновенно приняли застылую манеру держаться, которая
— Вы — секретарь епископа? — спросил Хаддл, бессознательно становясь почтительным.
— Его конфиденциальный секретарь, — ответил Кловис. — Можете звать меня Станислаус, фамилия не имеет значения. Епископ и полковник Альберти могут быть здесь к ленчу. Я буду здесь в любом случае.
Это звучало весьма похоже на программу королевского визита.
— Епископ проверяет конфирмационный класс по соседству, не так ли? — спросила мисс Хаддл.
— Для прикрытия, — прозвучал темный ответ, за которым последовала просьба принести крупномасштабную карту местности.
Кловис все еще был погружен в глубокое изучение карты, когда пришла другая телеграмма. Она была адресована «Князю Станислаусу, дом Хаддлов, Уоррен, и т. д.». Кловис взглянул на содержание и объявил: — Епископ и Альберти прибудут лишь после полудня.
– Затем он вернулся к изучению карты.
Ленч оказался не праздничным. Секретарь княжеского достоинства ел и пил с прекрасным аппетитом, но весьма расхолаживал в беседе. Под конец он вдруг расцвел сияющей улыбкой, поблагодарил хозяйку за очаровательный банкет и поцеловал ей руку с почтительным восхищением. Мисс Хаддл не смогла решить, имела ли эта акция привкус изысканности Луи XIV или представляла римское отношение к сабинянкам. Этот день не был предназначен для ее головной боли, однако она чувствовала, что обстоятельства ее извиняют, и удалилась в свою комнату, чтобы вынести как можно больше головной боли до появления епископа. Кловис, спросив дорогу до ближайшего телеграфного отделения, исчез по дорожке для экипажей. Мистер Хаддл встретил его через два часа в холле и спросил, когда же прибудет епископ.
— Он в библиотеке с Альберти, — был ответ.
— Но почему мне не сообщили? Я и не знал, что он приехал! — воскликнул Хаддл.
— Никто не знает, что он здесь, — сказал Кловис, — и чем тише мы станем держаться, тем лучше. И ни в коем случае не беспокойте его в библиотеке. Таков его приказ.
— Но при чем здесь вся эта таинственность? И кто такой Альберти? И разве епископ не хочет чаю?
— Епископ хочет не чаю, а крови.
— Крови! — задохнулся Хаддл, который нашел, что этот удар грома не лучше предыдущего.
— Сегодняшняя ночь станет великой ночью в истории христианства, — сказал Кловис. — Мы хотим истребить всех евреев в окрестности.
— Истребить евреев! — негодующе сказал Хаддл. — Вы хотите сказать, что против них поднялось всеобщее восстание?
— Нет, это собственная идея епископа. Он прибыл сюда, чтобы организовать все до мелочей.
— Однако, епископ — такой терпимый, гуманный человек.
— Именно это усилит эффект его акции. Сенсация будет громадной.
Этому Хаддл, наконец, смог поверить.