Рассказы
Шрифт:
— Гость в этом доме — целое событие, и я хочу, чтобы вам было как можно удобнее, — сказал он. — Маркс под моим наблюдением сделает все наилучшим образом. И, — стоя в дверях, заметил со смехом, — я хочу, чтобы вы привезли Сайдботэму хороший отчет.
Его высокая фигура исчезла, и дверь захлопнулась.
Только что закончившаяся беседа стала для секретаря в некотором роде откровением. Гария казался вполне нормальным человеком. Не было сомнений в искренности его поведения и намерений. Он просто слишком серьезно принял зловещие предостережения Сайдботэма и ту таинственность, которой шеф
Вскоре вернулся Гарви.
— Мы сделаем все как можно лучше, — сказал он, погружаясь в глубокое кресло у противоположной стороны камина — Маркс — неплохой слуга, если за ним все время присматривать. Над евреями постоянно нужно стоять, если хочешь, чтобы все было сделано как следует. Они все хитрые и ненадежные, пока не заинтересованы в работе. Но Маркс, я должен заметить, мог бы быть и хуже. Он со мной почти двадцать лет и сходит за повара, камердинера, горничную и дворецкого вместе. В прежние времена он был служащим нашего чикагского офиса.
Гарви болтал, а Шортхаус слушал, иногда вставляя замечания. Первому, казалось, было приятно, что хоть есть с кем поговорить, и, очевидно, для его слуха звук собственного голоса звучал музыкой. Через несколько минут он подошел к буфету и снова взял графин с виски, держа его на свету.
— Теперь вы составите мне компанию, — любезно сказал он, наполняя рюмки. — Это придаст нам немного аппетита к ужину.
На этот раз Шортхаус не отказался. Напиток имел мягкий выдержанный вкус, и оба выпили по две рюмки.
— Превосходно, — заметил секретарь.
— Я рад, что вам нравится, — чмокнув тубами, сказал хозяин. — Это очень старое виски, и я его редко пью один. Но сейчас, — добавил он, — особый случай, не правда ли?
Шортхаус ставил свою рюмку, когда внезапно что-то привлекло его взгляд к лицу собеседника. Он уловил в голосе Гарви странную нотку, и его нервы сразу напряглись. В глазах Гарви горел незнакомый огонь, по его лицу едва заметно мелькнула тень чего-то такого, от чего у секретаря поползли мурашки по спине. Его взор застлало какой-то дымкой, и в нем окрепло необъяснимое убеждение, что он смотрит в глаза дикому животному. Прямо перед ним находилось нечто первобытное, дикое и жестокое. По его телу пробежала невольная дрожь, и с нею эта фантазия рассеялась так же быстро, как и появилась. Он посмотрел в глаза собеседника с улыбкой, обратной стороной которой был охвативший его сердце ужас.
— Да, это особый случай, — сказал он как можно естественнее, — и позвольте добавить, особое виски.
Гарви, казалось, был польщен. Он начал рассказывать, каким путем к нему попало это виски, ив самой середине этого пространного рассказа дверь за ним открылась и скрипучий голос объявил, что ужин готов. Они прошли за карликом через грязную переднюю, освещенную лишь лучом света из библиотеки, и вошли в небольшую комнату.
На накрытом для ужина столе стояла лампа, служившая единственным источником света. На стенах не было картин, а окна закрывали жалюзи без штор. Огонь в камине не горел. Когда они сели лицом друг к другу за стол, Шортхаус заметил, что перед хозяином была только суповая миска, без ножа, вилки или ложки, тогда как его прибор включал соответствующее количество посуды, ножей и вилок.
— Не знаю, что будет на ужин, — сказал Гарви, — но уверен, что Маркс сделал все, что только можно за такой короткий срок. Я на ужин ем только одно блюдо, но вас я прошу не спешить и попробовать все как следует.
Вскоре Маркс поставил перед гостем тарелку супа. Присутствие этого старого слуги было настолько отвратительным, что ложки супа исчезали во рту Шортхауса довольно медленно. Гарви сидел и смотрел на него.
Шортхаус сказал, что суп восхитительный и мужественно проглотил еще несколько ложек. Мысли же его сосредоточились на собеседнике, чье поведение и манеры постепенно менялись. Эту перемену секретарь сперва скорее почувствовал, чем увидел. Хладнокровие Гарвя уступило место плохо скрываемому необъяснимому волнению. Его движения стали быстрыми и нервными, глаза забегали и странно заблестели, а в голосе иногда прорывалась дрожь. Что-то необычное волновало его и с каждой секундой требовало все более энергичных действий.
Интуитивно Шортхаус испугался растущего возбуждения хозяина, и, преодолевая необычайную жесткость свиных котлет, попытался вести беседу в русле химии, которую он с большим интересом изучал в бытность свою студентом Оксфорда. Его собеседник не поддержал этой темы. Казалось, он потерял к гостю всякий интерес и отвечал ему только по необходимости. Вскоре после того как Маркс внес блюдо с дымящейся яичницей и ветчиной, эта тема отпала сама собой.
— Несвоевременное блюдо, — сказал Гарви, когда тот ушел, — но я полагаю, лучше, чем ничего.
Шортхаус сказал, что он чрезвычайно любит яичницу с ветчиной и, подняв глаза, увидел, что лицо Гарвн конвульсивно подергивается и что он почти подпрыгивает в кресле. Под пристальным взглядом секретаря он несколько успокоился и заметил с очевидным усилием:
— Вы очень любезны. Жаль, что я не могу к вам присоединиться: я никогда этого не ем. У меня на ужин только одно блюдо.
Шортхаусу стало любопытно, что же это за блюдо могло быть, но он больше ничего не сказал и только заметил про себя, что волнение собеседника, кажется, начинало выходить из-под контроля. Во всем этом было что-то жуткое, и секретарь пожалел, что не выбрал прогулку до станции.
— Я рад, что вы ничего не говорите при Марксе, — сказал вдруг Гарви. — Я уверен, что не стоит. А вы?
Казалось, он нетерпеливо ждал ответа.
— Несомненно, — сказал удивленный Шортхаус
— Да, — быстро продолжал хозяин. — Он отличный человек, но у него есть одна недостаток, один страшнейший недостаток. Должно быть, вы… но нет, вы еще вряд ли его заметили.
— Я надеюсь, не склонность к выпивке? — спросил Шортхаус, который предпочел бы обсудить какой-нибудь иной предмет нежели поведение этого гнусного субъекта.
— Гораздо хуже, — ответил Гарвя, очевидно ожидая, что тот попробует его разговорить.
Но Шортхаус не был расположен слушать что-либо ужасное и постарался не попасть в ловушку.
— У самых лучших слуг есть недостатки, — сказал он холодно.
— Если хотите, я расскажу вам, что это, — продолжал Гарви, по-прежнему тихим голосом, наклоняясь вперед над столом, так что его лицо приблизилось к огню, — но только мы должны говорить, тихо, на случай, если он подслушивает. Я расскажу вам, что это, если вы уверены, что не испугаетесь.