Рассказы

Найт Дэймон

— Луиза, солнышко, — нежно обратился он к ней, — ведь я как могу стараюсь щадить ваши чувства. Вы же знаете.

— Да, Рольф, — подтвердила она, глядя на Смита с видом загипнотизированного цыпленка.

Волевым усилием Смит заставил себя продолжить:

— Нам придется считаться с фактами — какими бы неприятными они ни могли показаться. Голубушка, ведь мы тут единственные мужчина и женщина. Как Адам и Ева в Эдемском саду.

Луиза выразила на лице некоторое неудовольствие. Явно вспомнила о фиговых листках.

— Подумайте о нерожденных поколениях, —

с дрожью в голосе произнес Смит. "Подумай для начала обо мне, крыса. Тебя-то, может, и хватит еще лет на десяток. И то вряд ли". Затем он с ужасом вспомнил о проявлении второй стадии болезни — беспомощной оцепенелости, которая могла возникнуть совершенно внезапно и настичь его в любой момент. Один такой приступ у него уже случился, и тогда Луиза помогла ему выкарабкаться. Не будь ее, он так и остался бы стоять столбом, а спасительный шприц лежал бы в нескольких дюймах от недвижной правой руки Смита до самой его смерти. "Если повезет, — отчаянно подумал он, — то до того, как ты, сволочь, загнешься, у меня окажется пара ребятишек. Тогда все будет в порядке".

Он продолжил.

— Бог никоим образом не предназначал человеческому племени подобный конец. Он пощадил нас двоих ради. — Смит запнулся. Как бы выразиться, чтобы Луиза не оскорбилась? Слово "родители" тут не годились — слишком вызывающе — Чтобы мы несли факел жизни дальше, — закончил он. Ну вот. Достаточно ясно и обтекаемо.

Луиза рассеянно глазела куда-то поверх его головы. Глаза ее регулярно моргали, а рот, будто у кролика, в том же ритме изображал слабые жевательные движения.

Смит опустил взгляд на свое истощенное тело. "Нет сил, чтобы с ней справиться, — подумал он. — Черт побери, если бы у меня были силы!"

Он снова ощутил прилив бессильной злобы и снова его подавил. Надо держать себя в руках — этот шанс мог оказаться последним. Недавно Луиза упомянула — на языке намеков, которым она пользовалась все время, — что хорошо бы уйти куда-нибудь в горы и молиться о Божьем наставлении. Она не сказала "уйти одной", но такой вариант недвусмысленно вытекал из ее слов. Смиту пришлось спорить до посинения — а в результате ее намерение только окрепло. Теперь он лихорадочно сосредоточился и решил попытаться еще разок.

А до Луизы его словеса доходили будто отдаленный рокот. То тут, то там она выуживала отдельную фразу, каждая из таких фраз порождала цепочки мыслей, которые вплетались в ее мечту. "Наш долг перед человечеством…" — так частенько говаривала Мама в их старом доме на Уотербери-стрит — до того, конечно, как к Маме пришла болезнь. Еще она тогда сказала: "Дитя мое, твой долг — быть чистой, благовоспитанной и богобоязненной. Хорошенькой быть вовсе не обязательно. Множество некрасивых женщин нашли себе добрых христианских супругов".

Супругов… Иметь и хранить… Флердоранж и подружки… Органная музыка… Будто в тумане, перед ней висела худая, волчья физиономия Рольфа. Конечно, только такой и мог стать ее суженым — это она хорошо знала. Боже милостивый, когда девушке минет двадцать пять, выбирать ей не приходится.

"Но

порой все же берут сомнения, вправду ли он достойный мужчина", — подумала Луиза.

"…Пред очами Господа…" Ей пришли на память витражные окна старенькой Первой Епископальной церкви. Луиза всегда думала, что Бог смотрит на нее сверху вниз через эту сверкающую прозрачность. Как знать, может, Он и теперь смотрит на нее, хотя временами начинало казаться, что Он ее забыл. Конечно, обряд бракосочетания теперь должен быть совсем другим — если даже нельзя пригласить настоящего священника.

Но если Луиза и в самом деле собирается выйти за этого мужчину, будет просто позором, чуть ли не вызовом общественной морали, не насладиться всей прелестью. Нет-нет, речь не о свадебных подарках. Совсем не то. Но все же Рольф должен как-то устроить все необходимое. Луиза снова увидела его лицо, обратила внимание на узкие черные глазки, что сверлили ее со свирепым желанием, тонкогубый рот, который постоянно подергивался от нервного тика, мочки ушей под лохматыми прядями черных волос.

"Не следовало ему так отпускать волосы, — подумала она. — Совсем уж неприлично". Что ж, в ее силах все изменить. Если она выйдет за него замуж, то, вне всякого сомнения, вынудит его изменить свои привычки.

Таков ее долг.

Смит говорил теперь о ферме, которую присмотрел за городом, — славный домик с амбаром. Никаких запасов, по его словам, там не было, но они могли бы раздобыть все необходимое. И выращивать всякую всячину, чтобы питаться дома, а не шляться по ресторанам.

Вдруг Луиза почувствовала, как он коснулся ее руки — ее вяло лежащей на столе бледной руки. Короткие смуглые пальцы Рольфа, покрытые густыми черными волосами, коснулись ее. Ненадолго Смит замолчал, но вот — заговорил снова, еще настойчивее. Луиза отдернула руку.

Он говорил:

— …и у тебя будет самое лучшее свадебное платье в мире. И обязательно огромный букет. Все, что пожелаешь, Луиза, все-все…

Свадебное платье! И цветы — пусть даже никакого священника! Ну почему же, дурачок, ты не сказал всего этого раньше?

Рольф умолк на середине фразы, разобрав, как Луиза вполне отчетливо произнесла:

— Да, Рольф, я выйду за тебя, если пожелаешь.

Совершенно обалдевший, он захотел было услышать подтверждение, но не осмелился переспросить из боязни получить какой-нибудь дурацкий ответ — или вообще никакого. Тогда Смит перевел дыхание и спросил:

— Сегодня, Луиза?

Она ответила:

— Можно сегодня… Вообще-то я не знаю… Конечно, если ты считаешь, что успеешь все приготовить… хотя все это как-то…

Смита охватило торжество. Теперь инициатива принадлежала ему, а уж он-то ее не упустит.

— Скажи, что согласна, дорогая, — стал он убеждать Луизу.
–

Согласись и сделай меня счастливейшим из смертных…

Даже в такую минуту язык его отказался произнести остальную подобную чушь. Впрочем, это уже не имело значения. Луиза смиренно кивнула: