Рассказы
Шрифт:
— Сгиня… ты шутишь.
— Поживем — увидим. Тебе предстоит еще многое узнать, Дэйв.
Ковентри оказался гораздо более сложной страной, чем мог себе представить Мак— Киннон. Мэги объяснил ему, что фактически Ковентри поделен на три суверенных, независимых государства. Тюрьма, в которой они находились, была расположена на территории так называемой Новой Америки. Здесь имелись некоторые формы демократического правительства, но прием, который был оказан Мак-Киннону, являлся ярким образцом того, как эта демократия претворялась в жизнь.
— Здесь еще рай по сравнению со Свободным Государством, — продолжил Мэги. — Я был там.
Свободное Государство было абсолютной диктатурой, глава правящей клики назывался Освободителем. Ключевыми словами там были «долг» и «покорность», а деспотическая дисциплина навязывалась с такой жестокостью, что места для свободы мнений не оставалось. Правительственная теория отдаленно напоминала старые функционалистские доктрины. Государство мыслилось как единый организм с единой головой, едиными мозгами и единой целью. Все, что не являлось обязательным, Запрещалось.
— Клянусь честью, — воскликнул Мэги, — там даже в собственной постели можно обнаружить агента из проклятой тайной полиции. Однако, — продолжал он, — там жить все-таки легче, чем с Ангелами.
— Ангелы?
— Вот именно. Здесь и эти чудики есть. После Революции две-три тысячи из них предпочли отправиться в Ковентри — ну, ты об этом знаешь. Они основали колонию на холмах к северу, у них там есть даже живой Пророк и прочие прелести — полный комплект! Они не такие уж плохие ребята, но могут уморить своими молитвами до смерти.
Все три государства, в общем, имели одну интересную черту — каждое из них считало себя единственным законным правительством всех Соединенных Штатов, и каждое с нетерпением ожидало того дня, когда сможет присоединить «неосвобожденную» часть страны, то есть выйти за пределы Ковентри. Ангелы считали, что это произойдет, когда Первый Пророк вернется на землю и вновь поведет их за собой. В Новой Америке это было не чем иным, как весьма удобным пунктом предвыборной кампании, о котором забывали после выборов. Но в Свободном Государстве это было целенаправленной политикой.
На этой почве вспыхнула целая серия войн между Свободным Государством и Новой Америкой. Освободитель утверждал, вполне логично, что Новая Америка — всего лишь неприсоединившаяся часть его государства и что необходимо подчинить ее Свободному Государству еще до того, как все преимущества их культуры можно будет распространить за пределы Ковентри.
Слова Мэги окончательно разрушили мечту Мак-Киннона об анархической утопии за Барьером, но он не мог допустить, чтобы его любимая иллюзия умерла без боя.
— Послушай, Сгиня, — настаивал он, — разве здесь нет какого-нибудь места, где человек может жить спокойно, сам по себе, без всякого вмешательства извне?
— Нет… — задумался Сгиня, — нет… разве что уйдешь в горы. Тогда ты обретешь покой, если, конечно, будешь держаться подальше от Ангелов. Но это чертовски трудно — жить в одиночестве. Когда-нибудь пробовал?
— Нет… не приходилось… но я читал классиков:
Зэйна Грэя, Эмерсона Хоу и прочих.
— Ну что ж… возможно, тебе это и удастся. Но если ты действительно хочешь уйти и быть отшельником, тебе лучше попробовать это там, за Барьером, где свободы все-таки больше.
— Нет, — Мак-Киннон сразу как-то сжался, — нет, никогда! Я никогда не соглашусь на психологическую реориентацию только для того, чтобы получить возможность оставаться в покое. Если бы я мог вернуться в то время, когда меня еще не арестовали, возможно, я бы и поискал где-нибудь заброшенную ферму… Но после того, как мне поставили этот диагноз… после того, как мне сказали, что я непригоден для человеческого общества и не могу в нем жить до тех пор, пока мои эмоции не будут перекроены и не станут вписываться в общую безобидную модель, — я не смогу этого сделать. Меня бесит сама мысль о том, что придется лечь в больницу…
— Понимаю, — согласился Сгиня, кивая головой, — ты хотел отправиться в Ковентри, но не хотел, чтобы Барьер отсек тебя от всего остального мира.
— Нет, это не совсем так… Ну, может быть, отчасти. Послушай, ты случайно не думаешь, что я не гожусь для общения с тобой, а?
— Мне ты кажешься нормальным, — уверил его Мэги с ухмылкой, — но не забывай, что я ведь тоже в Ковентри. Возможно, я не имею права судить.
— Ты говоришь так, словно тебе здесь очень нравится. Почему ты здесь?
Мэги предостерегающе поднял палец:
— Тише! Тише! Это тот самый вопрос, который ты не должен задавать здесь никому. Подразумевается, что каждый пришел сюда потому, что здесь прекрасная жизнь.
— И все же… мне кажется, что тебе нравится в Ковентри.
— Я этого не говорил. Кое-что мне нравится. Здесь есть романтика. Здешние маленькие недоразумения служат источником невинного веселья. И каждый раз, когда становится слишком горячо, я могу проскочить через ворота и подождать в приятном, спокойном госпитале до тех пор, пока все не успокоится.
И снова Мак-Киннон был озадачен.
— Горячо? Здесь что, плохо регулируют теплую погоду?
— Гм! О, я не имел в виду бюро по регулированию погоды — тут такого вообще нет. Я просто использовал один из старых оборотов речи.
— А что он означает?
Мэги улыбнулся про себя.
— Узнаешь.
После ужина, состоявшего из куска хлеба, похлебки в металлической чашке и маленького яблока, Мэги познакомил Мак-Киннона с особенностями игры в Криббедж. К счастью, Мак-Киннону нечего было проигрывать. Вскоре Мэги отложил карты, не перемешав их.