Рассказы
Шрифт:
— Шахта девять — в норме!
— Шахта десять — в норме!
Внезапно прекратилось привычное бормотанье Либби.
Дойл повернулся к нему.
— Что случилось, парень? Ты заснул? Быстренько запроси полярные координаты. Я должен знать параллакс.
— Капитан… — голос Либби едва не сорвался.
— Ну… шевели губами, не тяни!
— Капитан, машина не просчитывает курс.
— Спайерс! — седая голова главного наводчика тут вынырнула с другой стороны вычислительного комплекса.
— Сэр, позвольте доложить вам через минуту. Голова опять скрылась,
— Гироскоп сбился. Калибровка займет по меньшей мере часов двенадцать.
Капитан, ничего не сказав, развернулся и направился в дальний угол рубки. Штурман внимательным взглядом проследил за ним. Дойл, наконец, прошел обратно, посмотрел на хронометр и обратился к штурману:
— Ну, Блэки, если через семь минут у меня не будет данных для залпа, мы все пропали. Какие будут умные предложения?
Родс уныло покачал головой. И тут Либби робко под голос:
— Капитан…
— Да? — резко крутанул головой Дойл.
— Данные следующего залпа для шахты тринадцать — семь целых шестьдесят три сотых; для шахты двенадцать — шесть целых девяносто сотых; для шахты четырнадцать — шесть целых восемьдесят девять сотых.
Дойл уперся взглядом в лицо Либби.
— Ты уверен, сынок?
— Они [должны] быть такими, капитан.
Дойл будто окаменел. Он не смотрел на Родса, его взгляд уходил куда-то вперед. Затем капитан сделал пару глубоких затяжек, стряхнул пепел и твердым голосом приказал:
— Ввести данные. Огонь — по команде.
Четыре часа спустя Либби все еще бубнил залповые данные, лицо его посерело, глаза были прикрыты. Однажды он даже впал в обморочное состояние, но когда его привели в чувство, то снова принялся выдавать цифры. Время от времени капитан и штурман подменяли друг друга, но Либби замены не было.
Залпы теснились один к другому, но толчки стали уже слабее.
После очередного хиленького залпа Либби открыл глаза, посмотрел в потолок и сказал:
— Это все, капитан.
— Запросите полярные координаты, — окликнул Дойл вахтенного помощника. Тот вскоре доложил:
— Параллакс — постоянный, угловой солнечный коэффициент — постоянный.
Капитан потянулся в своем кресле.
— Ну, Блэки, мы сделали это — благодари Либби. Вдруг Дойл заметил беспокойный и внимательный взгляд пехотинца.
— Что случилось, парень? Мы промазали?
— Капитан, вы как-то сказали, что хорошо бы иметь в саду нормальную земную силу тяжести?
— Ну, говорил.
— Если та книжка по гравитации, которую вы мне дали почитать, не вранье, то мне, похоже, понятно, как это сделать.
Капитан посмотрел на Либби так, будто видел его впервые.
— Я уже устал удивляться. Ты можешь притормозить поток своих умных мыслей для того, чтобы пообедать с адмиралом?
— Отличная идея, капитан!
Грубым голосом динамик провозгласил информацию узла связи:
— Сообщение с флагмана: "Хорошо сделано, «восемьдесят восьмой».
Дойл наградил всех улыбкой.
— Приятное подтверждение того, что мы не промахнулись.
Динамик загрохотал вновь:
— Сообщение с флагмана: «Отмена последнего сообщения. Ждите поправку».
На лице Дойла появилось удивление и беспокойство.
Динамик вскоре продолжил:
— Сообщение с флагмана: «Хорошо сделано, ЗМ-3».
ПРИСАЖИВАЙТЕСЬ, ДЖЕНТЛЬМЕНЫ!
В колонизации Луны участвовали как люди, подверженные клаустрофобии, так и люди, подверженные агорафобии. Хотя лучше было бы назвать их любителями открытого пространства и любителями закрытого пространства, потому что отправляющимся в космос людям лучше не иметь никаких фобий, то есть страхов. Если человека может напугать что-либо, находящееся на планете, внутри нее, либо в пустых пространствах вокруг планет, ему лучше оставаться на матушке-земле. Тот, кто хочет зарабатывать на жизнь вдали от Земли, должен сознательно идти на то, чтобы его заперли в тесном космическом корабле, должен знать, что корабль может стать его гробом, и тем не менее не страшиться открытых пространств космоса. Космонавты — люди, которые [работают] в космосе; пилоты, механики, астронавигаторы и другие — это те, кому нравится иметь вокруг себя несколько миллионов миль пустоты.
С другой стороны, колонисты должны уютно чувствовать себя и внутри планеты, где они, словно кроты, роют свои норы.
Во второй раз оказавшись в Луна-Сити, я направился в обсерваторию Ричардсона, чтобы посмотреть на телескоп и раскопать какую-нибудь историю, публикация которой покрыла бы мои расходы на отпуск. Я гордо продемонстрировал удостоверение гильдии журналистов, наговорил кучу комплиментов, и в результате местный казначей согласился побыть моим гидом. Мы пошли по северному туннелю, который прокладывали к предполагаемому месту установки короноскопа.
Путешествие оказалось скучным — мы ехали на скутере по ничем не примечательному туннелю, останавливались у герметических дверей, проходили сквозь шлюзы, садились на другой скутер, и все начиналось заново. Мистер Ноулз разбавлял тишину хвалебными отзывами по поводу строительства.
— Все это временно, — объяснял он. — Когда мы пророем второй туннель, мы соединим все напрямик, уберем шлюзы, в этом туннеле установим движущуюся дорожку, идущую на север, в другом — дорожку, идущую на юг, и все путешествие будет занимать менее трех минут. Все будет как в Луна-Сити — или на Манхэттене.
— Почему бы не убрать шлюзы сейчас? — поинтересовался я, когда мы проходили через очередной из них — кажется, уже седьмой по счету. — Ведь давление по обе стороны одинаковое.
Ноулз как-то странно взглянул на меня.
— У этой планеты есть одна особенность — надеюсь, вы не станете использовать этот факт для того, чтобы сочинить сенсационную статью?
— Слушайте, — с раздражением ответил я. — Я надежен настолько же, насколько надежен любой писака, но если в этом проекте что-то не так, лучше прямо повернуть назад и забыть о нем раз и навсегда. Цензуру я не люблю.