Рассказы
Шрифт:
С твоим отъездом кончилось лето. Небо прорвало. Дождь льет и льет, затихая только перед новым приступом. И ветер сильный, порывистый…
Вчера я первый раз искупалась. Только успела доплыть до берега, началась гроза. Сейчас сидим, пьем. За окном дождь. Впору печку затопить. Прилегла на диван. Слушаю дождь. А они говорят. Встала, захотела написать тебе. Чтобы и ты побывал здесь, где так уютно и лениво от дождя и выпитой водки.
У тебя очень хороший рассказ. Писал человек, которому есть что сказать. Сейчас это редкость. Но не могу удержаться от совета. Представляю твой взгляд: грустный и отчужденный, учтивый и недоверчивый.
Вот и все, что мне захотелось написать тебе. Ответу буду рада.
В начале жизни школу помню я…
Великолепный мрак чужого сада…
Мы, в лодочке катаясь, гуляли в озерке.
Поедем в Царское Село!
Живопись на пленэре. Широкий мазок для тел и мелкие, юркие для травы, деревьев, ручьев и водопадов.
Непринужденно. Но где же единство композиции?!
О-о-о! О Соломоне с девушками под канадское радио, о Деме и Римуле, — на нее, как на машину, я смотрю, первым делом открываю я капот; о зубном технике при театре оперы и балета и еще кое о чем. О Татьяне в обрамлении гостиничного номера с крейсером «Аврора». О Молоствове, прапраправнуке генералиссимуса, и его письмах к, о субординации, о деле техноложки. От трех до восьми. О яблоках на даче под. Фигурировали на процессе. Было очень смешно. О нашем Белинском, любви к аплодисментам и профессорским кафедрам; патриотизме, гедонизме, сионистском лобио, о том, как трудно «любить без конца», о мамелюках, мамертинцах, маккавеях и городе Мариуполе. О Ягайлах и Ядвигах. Ты спросишь, кто велит? — Всесильный бог деталей, Всесильный бог любви.
О римской б…. с большой буквы. Продолжение следует…
И жизнь, как тишина осенняя, подробна.
Нет тишины, тени в знойный день, тепла зимой, сытости, аппетита, голода, вина, земли, дома, велосипеда, лыж, кресла, сигары, коньяка, вечеров с сиренью и добрыми звездами. Кого-то, кто скажет, кто ты и зачем. Соленого огурца, кильки в томате, пеклеванного хлеба. Праздника, который иногда и с тобой.
Слушайте: я сообщу вам нечто приятное… сегодня ваша очередь спать с Анечкой. Ура!
Читали да и проживали по адресу. Что же по поводу встреч и проводов. Анатомия доктора Тульпа и светотени мученик. Чего ты не пишешь? Все равно не живешь. Так пиши!
Ужасный! — Капнет и вслушается: все он ли один на свете?
— Хорошо живем, — 31 мая 2009 года, середина дня, начало следующего часа после двух, сказала она. И теперь мы живем хорошо.
Вечеринка в саду. Свет фонарей, сомнительный, странный. Тень и свет смешиваются, перечеркивая друг друга. Лица, руки пятнами света и тени. Слышны голоса, слова, смех. Появляются и пропадают. С деревьев падают персик, слива. Почти неслышно. Лишь легкий шорох, похожий на вздох. На столике бутылки, стаканы граненые. Не расплескать бы. Сидят мужчины, женщины. Молоды и красивы.
Ожидаемое сбылось. Прекрасное рядом. Вот оно. Можно дотронуться. В неверной темноте. Стоит протянуть руку.
Несчастья вычеркнуты, поражения отменены. Счастливое мгновение августа без горестей и утрат. Без грез ревности и навязчивых идей. Неведение — необходимое условие счастья — соблюдено.
Сад, в котором мы играли. Уже не детьми, еще не взрослыми, дивный промежуток между вечностью и жизнью.
Воздух легкий, сухой. Приносит прохладу и незнакомые запахи. Издалека.
Вечеринка в саду. Она не возникла из ничего. К, исчезнув, не обратилась в ничто. Сегодня она такая же, как и была всегда. Нет ничего, что могло бы войти в нее и ее изменить. В разных мирах разные растения и разные животные. Но запечатленное памятью неизменно.
Не уклоняйтесь от жизни. Она в конце концов не мешает. Если будущее — не совсем наше, чтобы не ожидать, что оно непременно наступит, и не совсем не наше, чтобы не отчаиваться, если оно не наступит вообще, то прошлое в нашем законном владении или мы в его.
Прощай, Мария
Умолкните! Дни песен миновали,
Дни всех далеких, дорогих вещей!
Любви ответной нам не даровали!
И наших нежных не пришлось речей
Услышать ей.
Искать вдохновения — смешная и нелепая причуда. Вдохновения не сыщешь. Оно само должно найти тебя. Вдохновение страсти всегда находило Марию. Тогда все летело кувырком и вверх ногами. Рассудок, расчеты государственные и матримониальные. По боку. А на…! Страсть дороже. Она всегда перевешивала все.
Отсюда ошибки, преступления, заточение, растянувшееся на двадцать лет — половина жизни, смертный приговор и смерть под топором палача. Страсть ведь не счастье, а судьба.
Началось с прогулки, балкона, неверного лунного света, теней. Деревья парка, пруды, аллеи. Все было кажущимся. Подлинным — лишь прощальный взмах руки. Он что-то означал. Знак расставания, знак будущего? Еще неведомого.
Так и оказалось. С этого началось. Началась пьеса, драма, трагедия, в которой ей пришлось сыграть главную роль. Без антрактов.
До встречи! С любимым? Смертью? Один жест — и жизнь определена.
История не более чем орнамент жизни. Главное — придурь. Можно спохватиться, одуматься. Но — в заключении, охраняемой, сберегаемой, надзираемой. С запозданием на двадцать, с опозданием на жизнь. С опозданием без покаяния. Не более чем констатация ошибки. Избежать которой было невозможно.
От страсти не убежишь, не спрячешься, не обойдешь стороной. Делая вид, что она тебя не касается, что это о другой, другом. А ты — невольный созерцатель чужой пантомимы, трагического фарса, ведущего в никуда. Энтомолог и бабочка. Тебе выпала роль бабочки. Так захотел Он — Режиссер — и дал ее тебе.
Играй! Она и сыграла. На бис. Но аплодисментов ей не дано было услышать.
Мария оказалась Наполеоном без роты солдат, Декартом, ничего не написавшим. Разве одну новеллу в стиле романов ужасов, да и та не чернилами, а собственной и чужой кровью.
Жизнь как оголенный провод. В шестнадцать выходит замуж. В восемнадцать вдова. Королева Шотландии и претендентка на английский престол. Снова замуж. За двоюродного брата, не вызывавшего ничего, кроме презрения. Странный брак, недолгий. Оскорбленный пренебрежительно-брезгливым отношением жены, лорд Дарнлей бежит в Глазго. Бегство было кратковременным.
У Марии очередная страсть, сметающая с пути все, в том числе и мужа. Убийство супруга любовником. И молчаливое — весьма колоритно молчаливое — согласие юной красотки. Влияние последнего необыкновенно. Мария заявляет о новом браке. Парламент протестует. По ее приказу войска окружают парламент, рота солдат все-таки нашлась, и брак с убийцей одобрен.