Рассказы

«ПРОРОК»

«Иисус сказал: Блажен тот лев, которого съест человек, и лев станет человеком. И проклят тот человек, которого съест лев, и лев станет человеком»

10. «Иисус сказал: Я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает».

Евангелие от Фомы.

Глава первая.

Попытаюсь рассказать об одном человеке который навёл тут что называется шороху. Иван Тимофеевич Кузьменко – его имя. Кончил он свою жизнь трагично: был задушен в городской тюрьме. Сам же он смерть свою как бы предсказывал. Вообще мне трудно приступить к своему повествованию ибо не знаю с чего начать. Зная самого Кузьменко я понимаю что человек этот был не совсем нормальный, а что касается его мыслей и поступков, то я особенно нахожусь в затруднении относительно его душевных качеств. Вернее, было бы правильней сказать: «в затруднении относительно его психического здоровья». Поразил и меня конечно опальный случай в монастыре. С одной стороны для меня сей поступок – не был неожиданностью, а с другой – был.

Первые следы явления Кузьменко обнаружились за два года до скандала в монастыре. В соседней богатой станице сияла куполами великолепная новая церковь возведенная к небу в честь Александра Невского, возглавлял приход в той церкви, кажется… отец Василий. Ничего о том священнике плохого или хорошего сказать не могу. Слышал я что этот батюшка был огромного росту и очень широк в теле. И якобы по этой причине какие-то местные чиновники или предприниматели подарили ему большой дорогой внедорожник для удобства, так как с таким телесными объёмами отцу Василию не представлялось возможным уместиться в обычной легковой машине. Ходили еще слухи, но говорить об этом мне не буду. Вот в том приходе отца Василия впервые всплыл на сцену жизни нашего края – Иван Кузьменко. Говорили что он зашел в храм, выдержал как полагается службу, а в конце когда отец Василий принялся говорить слово божье, Кузьменко устроил резюме в своем репертуаре: принялся прямо при свидетелях задавать вопросы духовному лицу и укорять его тут же «во-грехах». Далее он подошел к иконной лавке и каким-то предметом разбил витрину и даже опрокинул полки с иконами. Заключил он всё это хулиганство тем, что объявил ошарашенным наблюдателям о том что из дома отца моего устроили дом торговли. Отца Василия, Кузьменко оскорбил очень непристойно, используя эмоционально-экспрессивные обороты речи. Не знаю точно, но в том эпизоде Кузьменко как-то «пронесло» и законной реакции на сие поведение не последовало. После того инцидента спустя несколько дней Кузьменко появляется в нашем городке.

Надо сказать что этот первый церковный скандал стал известен благодаря второму, основному. До этого об этом случае в церкви мало кто знал. Уже спустя год после смерти Ивана выяснилось что он наносил подобные «удары» на другие приходы. Выбор его «атак» падал как правило на нечистых на руку (по мнению самого Кузьменко), служителей церкви православной. Забегать вперед не буду, а расскажу о известных деталях жизни моего знакомого.

Иван родился в нашем городе и по прошествии многих лет вернулся в свой дом, который принадлежал его покойной матери Лидии Ивановне Чистяковой. Иван не был её родным сыном, а был ею усыновлен и взят из нашего детского дома-интерната. Говорили что Лидия Ивановна была благочестива и набожна, отличалась особенной добротой и состраданием к ближним. Чистякова часто посещала нашу местную церковь и имела добрые отношения с тогдашним батюшкой. Говорили что с нею часто видели маленького Ивана. Узнать более-менее подробно об этой женщине мне впоследствии удалось у дальних родственников Чистяковой, которые приняли Кузьменко на жительство по возвращению домой.

Лидия Ивановна когда-то работала учительницей в школе для начальных классов. Но что-то там произошло в школе и она рано ушла на пенсию. Вот тогда-то она и взяла Ваню из детского дома. Сам Кузьменко о своей матери никогда не говорил и не желал открыто вспоминать.

Вернувшись из странствий Кузьменко застал в своём доме семейство тех самых дальних родственников своей приёмной матери. Жильцы не ожидали, но приняли его безоговорочно как настоящего хозяина. По счастью одна из отдельных комнат имела отдельный вход и отдельный задний дворик, так что с возвращением блудного сына проблем как бы не было. Где Кузьменко носило эти годы? до сих пор толком непонятно – всё отрывками и урывками.

Кузьменко идёт служить в вооружённые силы; с того момента след как бы расплывется. Когда я говорил с ним о прошлом, он мне рассказывал намеками что в те времена был очень грешным человеком, говорил что взял на себя много всякого <дерьма>. Служил Кузьменко в Афганистане – это достоверно. По намекам после армии Кузьменко скитается где-то в столице, далее влезает в какую-то криминальную группировку или банду. Как дальше складывается его судьба? непонятно. По сомнительным источникам говорилось что якобы Кузьменко имел большое влияние в тогдашнем криминальном мире и что якобы он же возглавлял одну гремящую по тем временам шайку отъявленных злодеев. И если это правда, то эта группировка возглавляемая Кузьменко, активно когда-то занималась рэкетом, грабежами, убийствами и многими другими тяжкими преступлениями. Но опять же, я не уверен что это истина.

Когда я впервые увидел Кузьменко, мне он напомнил протопопа Аввакума или крестителя Иоанна, на манер начала двадцать первого века. Представьте немолодого мужчину, высокого, с острыми неширокими плечами и сухими длинными мышцами; вся фигура его напоминала гибкий металлический прут из крепкой каленой стали. Походка его содержала в себе резкие порывы и движения; я бы сказал что начиная двигаться Кузьменко как бы просыпался; словно по невидимой чьей-то команде и из сонного состояния, перевоплощался в болезненную активность. Голова его была покрыта тусклой волнистой сединой чуть длинных неухоженных волос. Глаза синие, большие, часто кажущиеся черными от расширенных зрачков и смотрящие насквозь и настолько уверенно и остро, словно режут стеклом; сам я часто не выдерживал этого взгляда. Один глаз заметно отличался от другого, словно одним глазом он проникал в пространство, а второй выражал всю внутренность своего хозяина. Вообще выражение лица было недобрым и отражало какой-то жуткий человеческий надрыв. Цвет лица был всегда бледноватым с желтым нездоровым оттенком. Улыбка его удивительно преображала всё выражение, делая его физиономию похожую на счастливого ребёнка, но улыбался он редко. Из догадок можно было предположить что лицо Кузьменко отдаленно напоминало о прежней оригинальной красоте. Те же глаза имели скорее форму женских глаз с крупными ресницами и выразительными аккуратными бровями. Нос по-видимому был когда-то изящен, но в данное время был сломан и заметно косил на левую сторону. Всё остальные детали также изрядно повреждены всевозможными неприятностями. Заместь зубов в деснах торчали жалкие осколки, а бледные не совсем тонкие губы были рассечены полосками рубцов и имели противоестественную подпухшую форму. Подбородок был твёрд и сжат словно судорогой, нижняя часть словно была высечена из бледной белокаменной породы.Главное что бросалось в глаза это безобразный жирный шрам, ползущий от одного уха, через всю шею, практически достигая другого уха. Этот шрам придавал какой-то мистический и неприятный характер всему лицу и образу Кузьменко. Как мне рассказывал сам Кузьменко, этот рисунок оставили ему на память духи пытаясь перерезать горло; сказал он это бегло и коротко, когда мы хорошо однажды выпили с ним. Больше о службе я от него ничего никогда не слышал. Бороды или усов он не носил за неимением растительности. Вообще он ассоциировал для меня с хищной измучанной жизнью птицей. Я помню однажды в детстве видел в зоопарке потрепанного условиями и неволей одинокого орла, сидящего на перекладине и прячущего от нас свою голову. Иван напоминал мне этот образ. Касаемо его остальных ранений: Кузьменко мог бы послужить интересным экспонатом для тех кто интересуется подобными предметами. Однажды в самом начале нашего с ним знакомства мы парились в бане и я увидел человеческое жизни бичевание. Всё тело напоминало минувшее поле битвы: какие-то рубцы, затянувшиеся ожоги, а с лева на спине по-видимому пулевое ранение. Имелась татуировка, нечто вроде воровской звезды на плече. На мой вопрос: «что это и откуда? – Кузьменко презрительно махнул рукой. Руки, вернее кисти у Ивана имели узкую и вытянутую форму, на каждой кисти по два огромных безобразных мозоля которые служили ему за месть кастета из живых хрящей.

Однажды я был свидетелем как Кузьменко ударил одного парня (обстоятельства и причины говорить не буду), парень этот, то есть пострадавший) походил на огромную гориллу с помятыми борцовскими ушами; причем он на голову был выше самого Кузьменко. Когда Иван нанес ему резкий, какой-то незаметно-врезающиеся удар; свидетелям и мне показалось что удар оказался слабым и безболезненным, но тело борца рухнуло через секунды, не назад – по инерции, а вперед. Кузьменко уверенный что по-видимому так и будет, заранее спокойно отошел чуть в сторону как от падающего на него бревна.

В город он приехал в старом потрепанном пальто серого цвета. Несмотря на вытертость и затасканность это пальто шло ему необычайно. Оно было когда-то из дорогих, из какой-то шерсти, кажется верблюжьей. Талию он затягивал поясом всегда очень туго. Головных уборов никогда не носил. На ногах таскал замшевые светлые зашнурованные высокие сапоги, похожие скорее на армейские берцы. Вся остальная одежда заметно была обшаркана временами и обстоятельствами. О чистоте её Кузьменко не беспокоился особо. Хотя сам в принципе был чистоплотен. Бывая у него я был часто свидетелем как он раздетый по пояс плескался в бочке с дождевой водой. За этой процедурой я заставал его часто – полоскаться Кузьменко любил.

О его интеллектуальном развитии: из всех моих догадок я имею основание быть уверенным что он отбывал наказание в местах лишения свободы и там начитался вдоволь и натерпелся. Кузьменко неплохо разбирался в литературе. Причем знал не только религиозную, историческую, но и неплохо понимал философию. Часто любил припоминать Ницше, Шопенгауэра и даже Канта. Библию знал великолепно, хотя редко вслух цитировал тексты из писания. В его речах я не помню что бы Кузьменко произносил слово в слово чьи либо изречения или сентенции. Излюбленным его Евангелием из всех книг библейских книг являлось апокрифическое Евангелие от Фомы. Всё ему знакомые чужие мысли, слова, как бы служили ему, даже слова Христа он произносил как бы так, что он как бы вправе пользоваться ими как своими слугами; как собственными словами или мыслями.

Питался Кузьменко своеобразно. Я не помню чтобы Кузьменко готовил у себя дома. Хотя у меня в гостях он несколько раз жарил мясо. Для себя он обычно покупал черный или белый хлеб, сливочное масло и куриные домашние яйца. Всегда у него на столе стояла трехлитровая банка с мёдом. Яиц он выпивал десятками, они то и состояли основным рационом Ивана. Я видел всегда остатки скорлупы то на столе, то на ступеньках (Кузьменко часто сиживал на ступеньках с выходом на улицу). Любил заваривать крепкий черный чай из дешёвых сортов. Иногда покупал козье молоко у соседки. Водку пил но редко.