Рассказы
Шрифт:
Я пошла в самый дальний и не просматриваемый угол этого отвратительного аэропорта, в котором не меряно таких захолустных уголков, и все время следила, чтобы мой шарф не зацепился за ступеньки эскалатора и не удушил бы мой прекрасный облик. Я когда-то была популярной моделью, вместо службы в армии. В восемьдесят втором я блистала
Я открыла чемодан. Он был набит сухими цветами, обернутыми в нейлон, на них были наклейки с названиями, которые мне не говорили ничего. Ничего я не поняла из того, что увидела. То ли это эксклюзивная красота, то ли дурманящие наркотики?
Мимо прошли два немецких полицейских в коричневой форме с автоматами. Я сказала себе — либо они тут просто по рутинной необходимости, либо вскоре рейс Эль Аль, либо они за мной.
Я послала им улыбку стюардессы. После множества своих полетов во все концы мира я присвоила себе эту улыбку, и выглядит она у меня совершенно естественно. Я даже могу провести инструктаж в начале полета — что делать в случае бедствия, и откуда доставать круг, и где аварийные выходы. Я думаю, что смогла бы проделать все соответствующие телодвижения намного красивей, чем стюардессы в большинстве своем.
Когда я укажу им на аварийные люки, люди подумают, что я когда-то была балериной.
Они заговорили со мной по-немецки. Один что-то говорил, а потом в конце сказал BITTE. Я знала, что надо что-нибудь наплести, эдакую STORY. И тогда я вытянула из себя правду, извлекла ее из себя, как птичку из клетки.
Разумеется, она выглядела весьма далекой от истины, и меня попросили пройти в отделение, вместе с чемоданом и документами, и прихватить свое лицо, которое в восемьдесят втором блистало в Вог, а теперь-то девяносто восьмой на дворе.
В отделении сидели трое. Устроили мне допрос по-английски. Забрали чемодан. Я им сказала: «Справьтесь о рейсе из Сингапура, посадка была два часа назад, там умер один человек, проверьте, это его фамилия на ярлыке, это все правда, проверяйте, да шевелитесь же, наконец, вы же ведь немцы, у вас же все разложено по полочкам. Проверьте. Он сказал мне, что если он умрет — пусть я заберу его чемодан, он мой. Я без понятия, что это за цветы. И это проверьте. Что вы хотите от меня. Ну, в самом деле, ей богу!»
Они взяли чемодан, документы, выходили, входили, и через некоторое время вернулись и сказали мне: «Извините за беспокойство, забирайте чемодан и летите, с богом, в Амстердам». Я спросила у них, что это за цветы, и они ответили, что обычные засушенные цветы.
Я пошла к наземной стюардессе Люфтганзы попросить, чтобы она забрала мой чемодан в Амстердам, и пошла к своему входу в терминал.
Тут я услышала свою фамилию по радио, миссис такая та и такая та. Это последнее объявление, миссис такая та и такая та, это последнее объявление. И я побежала, и бежала, и бежала, и бежала. Ворвалась в самолет, совершенно задыхаясь, и упала на свое место посередине, там, где он умер, ну, ладно, ну не совсем на то место. Но посередине. Справа сидела пятидесятилетняя женщина, которая читала французский журнал о здоровье, я сразу же увидела, что она читает статью о раке груди, а слева — парень лет двадцати с серьгами по всему лицу, из его наушников слышна была музыка. Люфтганзовская стюардесса снова начала свое представление на тему «А где у нас тут аварийные люки…» — так топорно, без всякой харизмы. Нет, ну, правда! Дайте мне хотя бы раз показать вам, как это на самом деле нужно делать.