Расстрелять!
Шрифт:
Часть третья
(Эпилог, который легко мог бы быть и прологом)
– Сучара! Кто это опять мне приклеил?! Вахта! Вахтенный! Где наша вахта?! Вот сучок! И не отодрать! Вычислю – убью!
Разнос
Подводная лодка стоит в доке, в заводе, в приличном, с точки зрения вина и женщин, городе. В 20.00 на проходной палубе третьего отсека встречаются командир ракетоносца – он только что из города – и капитан-лейтенант Козлов (двенадцать лет на «железе»). Последний, по случаю начавшегося организационного
Командир слегка «подшофе» (они скушали литра полтора). У командира оторвался козырек на фуражке. Видимо, кто-то сильно ему её нахлобучил. Между козырьком и фуражкой образовалась прорезь, как на шлеме у рыцаря, в которую он и наблюдает Козлова. Тот силится принять строевую стойку и открыть пошире глаза. Между командиром и Козловым происходит следующий разговор:
– Коз-ззз-лов! Е-дре-на вош-шь!
– Тащ-щ ко-мн-дир!
– Коз-ззз-лов! Е-д-р-е-н-а в-о-ш-ь!
– Тащ-щ… ко-мн-дир!..
– Коз-ззз-лов! Ел-ки-и!..
Выговаривая «едрёна вошь» и «елки», командир всякий раз, наклонившись всем корпусом, хватается за трубопроводы гидравлики, проходящие по подволоку, иначе ему не выговорить.
Всем проходящим ясно, что один из собеседников сурово спрашивает, а другой осознает свое безобразие. Проходящие стараются проскользнуть, не попадаясь на глаза командиру.
Подходит зам и берет командира за локоток:
– Товарищ командир.
Командир медленно разворачивается, выдирает свой локоть и смотрит на зама через прорезь. Лицо его принимает выражение «ах ты, ах ты!». Сейчас он скажет заму все, что он о нём думает. Все, что у него накипело.
– Товарищ командир, – говорит зам, – у вас козырек оторвался.
Глаза у командира тухнут.
– Мда-а?.. – говорит он, скользя взглядом в сторону. – Хорошо… – и тут его взгляд снова попадает в Козлова. Тот силится принять строевую стойку.
– Козлов!!! – приходит в неистовство командир. – Коз-ззз-лов!!! Е-д-р-е-н-а в-о-ш-ь!!
– Тащ-щ… ко-мн-дир…
Правду в глаза
Назначили к нам на экипаж нового зама. Пришёл он к нам в первый день и сказал:
– Давайте говорить правду в глаза. В центре уже давно говорят правду в глаза. Давайте и мы тоже будем говорить.
И начали мы говорить правду в глаза: первым рубанули командира – выбросили его из партбюро за пьянство – взяли и выкинули, а вдогонку ещё и по лысине треснули – выговор воткнули, но и этого показалось мало – догнали и ещё ему навтыкали, пока он не успел опомниться – переделали выговор на строгий выговор. Потом его потащили за чуприну на парткомиссию, и парткомиссия до того от перестройки в беспамятство впала, что утвердила ему не просто строгий выговор, а ещё и с занесением.
Командир сначала от всех этих потрясений дара речи лишился и всю эту процедуру продержался в каком-то небывалом отупении.
Потом он себе замочил мозги на сутки в настое радиолы розовой, пришёл в себя и заорал на пирсе:
– Ме-ня-яяя!!! Как ссс-ра-но-го ко-тааа!!! Этот пидор македонский! Этот перестройщик ушастый! Гандон штопаный!!! И-я-я-я! Дни и ночи-ии! Напролет… как проститутка-ааа! В одной и той же позе-еее! …Не ме-ня-я бе-ль-яя! Насиловали все кому не лень! Брали за уши и… Я не спал… не жрал… У меня кожа на роже стала, как на жжжжо-пе у кррроко-дила! Откуда он взялся на мою лысую голову?! Откуда?! Где нашли это чудо природы?! Где он был, когда я автономил? Где?! Я вам что!!!
После этого два дня было тихо. Потом от нас зама убрали.
Чёрный песец
Есть такой на флоте зверь – «чёрный песец», и водится он в удивительных количествах. Появляется он всегда внезапно, и тогда говорят: «Это „чёрный песец“ – военно-морской зверь».
…Первый час ночи; лодка только с контрольного выхода, ещё не успели как следует приткнуться, привязаться, принять концы питания с берега, а уже звонками всех вызвали на пирс, построили и объявили, что завтра, а вернее, уже сегодня, в десять утра, на корабль прибывает не просто так, а вице-президент Академии наук СССР вместе с командующим, а посему – прибытие личного состава на корабль в пять утра, большая приборка до девяти часов, а затем на корабле должны остаться: вахта, командиры отсеков и боевых частей, для предъявления. В общем, смотрины, и поэтому кто-то сразу отправился домой к жёнам, кто-то остался на вахте и на выводе нашей главной энергетической установки, а кто-то, с тоски, лег в каюте в коечку и тут же… кто сказал «подох»? – тут же уснул, чтоб далеко не ходить.
К девяти утра сделали приборку, и корабль обезлюдел; в центральном в кресле уселся командир, рядом – механик, комдив три, и остальные-прочие из табеля комплектации центрального поста; весь этот человеческий материал разместился по-штатному и предался ожиданию. Волнение, поначалу способствующее оживлению рецепторов кожи, потихоньку улеглось, состояние устоялось, и сознание из сплошного сделалось проблесковым.
Вице-президента не было ни в десять, ни в одиннадцать, где-то в полдвенадцатого обстановку оживил вызов «каштана», резкий, как зубная боль, – все подскочили. Матрос Аллахвердиев Тимуртаз запросил «добро» на продувание гальюна третьего отсека.
– Комдив три! – сказал командир с раздражением.
– Есть!
– Уймите свой личный состав, уймите, ведь до инфаркта доведут!
– Есть!
– И научите их обращаться с «каштаном»! Это боевая трансляция. Научите, проинструктируйте, наконец, а то ведь утопят когда-нибудь нас, запросят вот так «добро» и утопят!
– Есть!
Трюмный Аллахвердиев Тимуртаз был в свое время послан на корабль самим небом. Проинструктировали его не только по поводу обращения с «каштаном», но и по поводу продувания гальюна. Происходило это так:
– Эй, там внизу, «баш уста», ты где там?
– Я здэс, таш мычман!
– Ты знаешь, где там чего открывать-то, ходячее недоразумение?
– Так точно!
– Смотри мне, сын великого народа, бортовые клапана не забудь открыть! Да, и крышку унитаза прижми, а то там заходка не пашет, так обделаешься – до ДМБ не отмоешься, мама не узнает!
– Ест…
– А ну, докладывай, каким давлением давить будешь?
– Э-э… все нормално будет.