Рассвет никогда не настанет
Шрифт:
Дворовые засранцы не упускали случая изобразить манеру её ходьбы, а иногда называли её обидным прозвищем громко, чтобы она слышала.
Хоть раз она сказала им что-то грубое в ответ? Хоть бы раз она посмотрела на них сурово? Нет, бабушка им только улыбалась и называла «детками». Она не видела издевательств и пропускала гадкие слова мимо ушей. Ей нравились дети и что бы они ни вытворяли, было для неё всего лишь безобидными шалостями. Старушка всегда со всеми здоровалась, всем улыбалась. Но знакомства
Я помнил её с детства, ведь мы жили в одном подъезде. Бабушка на втором, а я этажом выше. Но я даже не знал, как её зовут, и нечаянно сам называл её Бабкой-лишаём. Только мысленно! Никогда не произносил этого вслух!
Помню, как с нашей соседкой начали твориться странные изменения. Она вдруг начала полнеть, но не так, как это обычно случается с людьми. Жироподобный горб на её спине вдвое увеличился. Лицо оставалось прежним, худощавым, а на теле под мешковатой одеждой росли и округло выступали новые бугры и наросты.
Ходить старушке стало трудно. Она была похожа на студень, когда её многочисленные бугры перекатывались при ходьбе. Соседка, вздыхая и охая добиралась до лифта, а потом ехала к себе на второй этаж. Больно видеть, когда человеку так тяжело. Но она никогда никому не жаловалась.
Когда с ней начали происходить эти изменения, мне было около пятнадцати лет. Я общался с соседскими ребятами и девочками. Играл с ними в пинг-понг во дворе. И однажды мы увидели, как старушка медленно плетётся к себе домой.
– Правда, что это у неё раковые опухоли? – тихонько спросил меня парень из дома напротив, он знал, что мы с этой старушкой живём в одном подъезде.
– Понятия не имею, – ответил я.
– Говорят, что у неё особая форма рака, – рассказывал парень, глядя на девочек, ему, наверное, хотелось видеть их реакцию. – Люди худеют, когда болеют раком, но её тело поглощают опухоли и очень быстро растут. Скоро от неё самой ничего не останется. Она превратится в одну здоровенную опухоль, которая сможет только есть и испражняться.
Я сказал тому парню, чтобы он прекратил нести бред, но только дал ему повод вспетушиться перед девочками. Он сказал, что я нюня, сопель и размазня, раз не могу такое слушать.
Нет, я просто терпеть не могу, когда кто-то придумывает жуткие мифы о чужих болезнях, будто это какая-нибудь история на потеху.
У меня бронхиальная астма. Я могу зайтись приступом удушающего кашля, который не остановить без специального ингалятора. Знаю, вы представили себе маленький ингалятор, что достают из кармана и разок пшикают им в рот, после чего всё проходит. Всё не так просто.
Мой ингалятор – это специальное оборудование, которое стоит у меня в комнате. И если случаются приступы, дышать я могу только через маску, сидя взаперти.
Мне нужно соблюдать правила, чтобы жить. Я не могу находиться рядом с курящими людьми или рядом с теми, кто чрезмерно пользуется духами. И не дай бог кто-то при мне распылит аэрозоль.
Многие и не знают, что я болен, ведь я выгляжу, как обычный человек. И я терпеть не могу, когда люди приправляют чужие болезни налётом мистики. Однако с моей соседкой в самом деле происходило такое, что не поддавалось разумному объяснению.
Однажды она перестала выходить на улицу. Но я знал, что старушка жива, потому что часто видел в окне её лицо, и её посещал социальный работник.
Когда бабушка была уже не в состоянии покидать квартиру, я думал, что она доживает свои последние дни. Только вот она не торопилась на тот свет. Я уже начал работать и закончил два курса на заочном, а старушка всё так же выглядывала из своего окна, спокойно и добро улыбаясь.
Казалось, она уже давно не может ходить, но однажды, я увидел её на пороге своей квартиры.
Моя дверь сотрясалась от тяжёлых ударов. Я перепугался, подошёл к глазку и увидел свою престарелую соседку. Вот те раз!
Открыл дверь и обомлел. Передо мной стояла та самая старуха, что была знакома мне с детства, но теперь она была осанистая и прямая, как столб. И такая худющая, что мешковатая одежда висела на ней. Старый ватник, юбка до пола, свисали как тряпки. Голова старухи была замотана в платок, я видел только её лицо. Казалось, её голову приставили к другому, тощему телу.
– Сынок, дай, пожалуйста, кусочек хлебушка, – попросила она.
Мне было неловко от того, что я стал для этой женщины тем, у кого ей пришлось просить еду.
– Да, да, сейчас! Подождите, – я оставил дверь открытой и побежал на кухню.
«О, господи, как эта несчастная исхудала от голода! Как такое могла допустить социальная служба?», – думал я, отрезая половину от свежего батона.
Соседка так и стояла у порога. Я вынес ей хлеб.
– Вот, может вам что-нибудь ещё дать из еды? Масла, крупы… – я не успел договорить. Увидев половинку батона в моих руках, женщина резко склонилась и схватила его зубами, а потом, невероятно быстро для больной старухи, двинулась вниз по лестнице с куском хлеба во рту.