Рассвет
Шрифт:
Теперь я видела другого ребенка, не того вампиреныша с налитыми кровью глазами на груде тел моих родных и близких. Младенец, являвшийся мне уже четыре раза за прошедшую неделю, был явно человеческим — розовые щечки, светло-зеленые широко распахнутые глаза. Но, как и вампиреныш, при виде Вольтури он трясся от ужаса и отчаяния.
В этой смеси прежнего и нового кошмаров я чувствовала себя обязанной защитить неизвестного малыша. По-другому никак. И в то же время я знала, что это невозможно.
От
— Чем тебе помочь?
Я поспешно прогнала страшные мысли.
— Это просто сны, Эдвард.
— Хочешь, я буду петь колыбельную? Всю ночь. И ни один кошмар близко не подберется.
— Ну, там ведь не только кошмары. Некоторые сны очень красивые. Разноцветные. Как будто я плаваю под водой, среди рыб и кораллов. Как наяву, совершенно не чувствуешь, что спишь. Наверное, все дело в этом острове. Тут везде такие яркие краски…
— Хочешь домой?
— Нет. Пока нет. Мы можем еще тут побыть?
— Сколько угодно, Белла, — пообещал он.
— А когда начинается учебный год? Я совсем забыла о времени.
Эдвард вздохнул. И наверное, снова замурлыкал колыбельную, но я уже не слышала, провалилась в сон.
Когда я проснулась, вздрагивая отужаса, снаружи было темно. Этот сон — такой живой, такой настоящий, со всеми ощущениями… Я ахнула вслух, не понимая, где я и почему вокруг темно. Еще миг назад я грелась в лучах ослепительно яркого солнца.
— Белла? — прошептал Эдвард, обнимая меня и укачивая как ребенка. — Все хорошо, любимая?
— Ох! — выдохнула я. Всего лишь сон. Мне все приснилось. Из глаз вдруг стремительным потоком хлынули слезы.
— Белла! — уже громче, с тревогой позвал Эдвард. — Что с тобой? — Холодными пальцами он вытирал слезы с моих горячих щек.
— Мне все приснилось! — Из груди вырвалось рыдание. Непрошеные слезы пугали, но справиться с охватившим меня горем не было сил. Я хочу, хочу, чтобы этот сон оказался явью!
— Все хорошо, любимая, все в порядке. Я здесь. — Эдвард баюкал меня в объятиях, чуть-чуть резковато для попытки утешить. — Опять страшный сон? Это сон, всего лишь сон…
— Не страшный… — Я мотнула головой и потерла глаза тыльной стороной кисти. — Это был хороший сон. — Голос опять дрогнул.
— Тогда почему ты плачешь? — недоумевал Эдвард.
— Потому что проснулась! — прорыдала я, стискивая руки у него на шее и захлебываясь слезами.
Загадочная женская логика насмешила Эдварда, но смех вышел обеспокоенный.
— Все хорошо, Белла. Дыши глубже.
— Он был такой настоящий. Я думала, это все по правде…
— Расскажи, — попросил Эдвард. — Вдруг поможет?
— Мы были на пляже… — Я замолчала, вглядываясь сквозь пелену слез в его прекрасное встревоженное лицо, едва
— И? — не выдержал он.
Я сморгнула слезы, разрываясь от горя.
— О, Эдвард…
— Рассказывай, Белла! — взмолился Эдвард, обеспокоенный прозвучавшей в моем голосе болью.
Я не могла. Только снова повисла у него на шее и впилась поцелуем ему в губы. Это было не просто желание, а физическая потребность, острая до боли. Эдвард начал целовать меня в ответ, но тут же опомнился.
Оправившись от неожиданности и осторожно выпутавшись из моих объятий, он отстранил меня, придерживая за плечи.
— Белла, нет, — настойчиво проговорил он, пристально глядя в глаза — как будто опасался, что я сошла с ума.
Мои руки безвольно упали, слезы хлынули новым потоком, к горлу подступили рыдания. Он, наверное, прав — я схожу с ума.
Эдвард смотрел на меня ничего не понимающим растерянным взглядом.
— П-прости! — выдавила я.
Он притянул меня к себе, прижимая к холодной мраморной груди.
— Не могу, Белла, нельзя! — взвыл он как подраненный.
— Пожалуйста! — умоляла я, уткнувшись носом в его грудь. — Эдвард, прошу тебя!
Может, он не смог больше выносить моих слез, может, его смутила внезапность атаки, а может, у него, как и у меня, больше не было сил бороться с желанием. Он отыскал мои губы и закрыл их страстным поцелуем, простонав от бессилия.
И мы продолжили с того места, где прервался мой сон.
Проснувшись утром, я лежала не шевелясь, стараясь дышать как можно ровнее. Глаза открывать было страшно.
Моя голова покоилась на груди у Эдварда, который тоже лежал не шевелясь и не касаясь меня руками. Плохой знак. Как же страшно показать, что я уже не сплю, и выдержать возможный гнев — неважно на кого обрушенный, на меня или на него самого…
Я глянула сквозь прикрытые ресницы. Эдвард лежал на спине, закинув руки за голову, уставившись в темный потолок. Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо. Оно было совершенно бесстрастным.
— Мне бежать в укрытие? — робко поинтересовалась я.
— Немедленно! — подтвердил он, поворачиваясь ко мне с ехидной улыбкой.
Я облегченно вздохнула.
— Прости! Ни в коем случае не хотела… Не знаю, что на меня нашло ночью. — Я помотала головой, вспомнив беспричинные слезы и глубокое горе.
— Ты так и не рассказала, что тебе снилось.
— Не рассказала. Зато показала. — У меня вырвался нервный смешок.
— О… — Эдвард заморгал. — Вот как. Надо же.
— Это был замечательный сон! — Эдвард не отвечал, поэтому, выждав несколько секунд, я решилась: — Ты меня простил?