Растопить сердце Льва

Кошкина Татьяна

– Ты здесь уже четвертый год подряд в один и тот же день, да и вкусы у тебя не меняются, - хмыкнула она.
– Только дура со склерозом не запомнит. К счастью я ни дура, да и склероз мне пока не по возрасту.

– Кстати, о возрасте и склерозе, - чуть вымученно улыбнулся он.
– Я с подарком, - пошарил под одеялом и достал из кармана джинс, в которых вчера и завалился спать, маленькую бархатную коробочку.
– С днем рождения, фея фотографии!

– Ты серьезно?, - слегка смутилась и взяла подарок. С тихим щелчком крышечка открылась. Золотой кулон в форме фотоаппарата,

по кромке объектива которого рассыпана блестящая крошка. Только не говорите, что? Подняла на него удивленный взгляд.
– С ума сошел?

– Это не дороже, чем четыре испорченных мной дня рождения.

Улыбнулся и, откинувшись на подушке, закрыл глаза, будто смотрел в потолок сквозь опущенные веки. Длинные рыжие волосы разметались по изумрудно-зеленой наволочке. Рита всегда любила необычное, яркое постельное белье. Сейчас цветовая гамма особенно удачно совпала. Бледная кожа, рыжие волосы, плотно сжатые тонкие губы, которых почти не видно за отросшей бородой. На спокойном лице будто застыла восковая маска. Маска, скрывающая бесконечную боль.

***

Лев мечтал перестать приходить сюда, но каждый год возвращался вновь. Не зная адреса. Ноги приносили пьяное, почти бессознательное тело сами.

Двадцать первое октября. Этот день должен был стать самым счастливым его жизни. Они с Эльзой хотели пожениться именно в эту дату. Она так мечтала, чтобы в день свадьбы её родителей состоялось и собственное торжество. Но судьба распорядилась иначе.

Её нет почти десять лет, а боль не ослабевает. Накатывает точно по календарю и не успокаивается даже когда теряешь сознание от выпитого. Вгрызается в тело и безжалостно шепчет свой приговор: “Виновен”.

А на следующее утро подсудимый неизменно просыпался рядом с этой девушкой на продавленном диване в её то ли доме, то ли фотостудии.

Первый раз было понятно. Лиля Никитина, тогда еще не жена, а только девушка его лучшего друга, попросила подругу проводить пьянецкого в хлам Льва до дома и привести в чувство. Но он умудрился в ожидании такси и Риты, которая отвлеклась чтобы попрощаться со знакомыми, приговорить еще полбутылки коньяка.

Когда девушка вернулась, её ожидало полубессознательное туловище, не способное назвать адрес. Разумеется, она увезла его к себе. А следующие несколько лет? Это было необъяснимо.

Двадцать первое октября - много алкоголя - темнота и эта постель, почему-то все время пахнущая сухой полевой травой вперемешку с розовым маслом.

После второго раза Лев долго извинялся и снова исчез на год. Потом опять появился - смеялись уже вместе, хоть неловкость никуда не исчезла. Тогда же он и сбегал в магазин: принес похмельную бутылку, булку и этот злосчастный кофе вместе с френч-прессом, потому что пить “эту растворимую гадость” Лев ненавидел.

Так и повелось…

Он напивается, чтобы заглушить боль. Она отмечает свой день рождения. А поздно ночью оба встречаются. Она помогает ему дойти до кровати, он отключается, а утром его ждет свежий кофе с булочкой и бутылка похмельного.

И только она знала, что ночью он плачет. Обнимая её изо всех сил, называет

другим именем и глотает слезы. Просит прощения, много вспоминает. Говорит о том, что не успел. Говорит, что хочет умереть и быть с ней там, в лучшем из миров. Рите не остается ничего другого, кроме как медленно гладить Льва по спине, запускать руки в лохматую гриву и просить жить дальше. Раз за разом, пока он не уснет. А потом тихо примоститься рядом и уснуть, чтобы встать пораньше и сварить кофе.

“Мужчины не плачут”, - говорил её отец.

Рита хорошо знала эту браваду и прекрасно слышала, как он бесновался после гибели мамы в той автокатастрофе. Она прекрасно знала, что мужчины плачут, еще как плачут. Глубоко в душе и только самые сильные могут выпустить слезы наружу, чтобы продолжать жить дальше.

Глава 2

– Опять сожгла?

Лев вышел из ванной,выудил из раковины сковородку и принялся рассматривать намертво присохшие следы сгоревшей пищи. То, что это яичница можно было определить с трудом, если присмотреться и заметить желтоватые кружки недогоревшего желтка.

– Да, позавчера увлеклась, - Ритка небрежно махнула рукой, мол ничего страшного, и чуть нажала на крышечку френч-пресса.

– Время идет, а ничего не меняется, - улыбнулся мужчина и положил сковороду обратно. Зашумела вода, наполнив её до краев.

Он тщательно просушил волосы полотенцем и педантично повесил его на спинку стула, расправляя неровности. В её творческом беспорядке это ну очень актуально.

Рита не удержалась от смешка и втянула носом воздух. От Льва теперь не пахнет вчерашним загулом, только аромат свежего геля для душа и шампуня с ментолом. Можно и позавтракать. Бросила короткий взгляд на полку, где обычно стояли чашки. Почти пусто. Искать бесполезно, они разбросаны по студии и комнате. Только двум повезло остаться чистыми и то лишь по одной причине - они стояли на самом верху.

Две больших лени скрестили шпаги, дуэль была недолгой - победила та, что за "мне влом бегать по всему жилищу и собирать, а потом мыть. Лучше табуретку пододвинем".

Деревянные ножки царапнули местами рассыпавшийся и потемневший от времени паркет.

– Потом почищу твою сковородку, - фыркнул Лев и капнул в воду немного моющего средства.

– Тебе не надоело еще?
– улыбнулась девушка.

– Я делаю это один раз в год, - пожал плечами и с любопытством уставился на девушку, что, напрочь забыв про смущение, запрыгнула на табурет в коротком домашнем халатике в цветочек и потянулась за чашкой.

Смотреть на эти стройные, точеные ножки и чуть приоткрывшуюся округлость... да какой мужчина это выдержит?!

– Давай помогу, - подошел и схватил рукой чашку на секунду раньше.

– Я са...- договорить она не успела. Одна из ножек табуретки с тихим треском переломилась пополам.

Выбор между чашкой и девушкой был очевиден. Фарфор летит в сторону, а визжащая девушка прямо в руки, испуганно обхватывает шею и прижимается.

– В следующем году мне прихватить с собой набор инструментов?
– смеющийся шепот заставил очнуться, вздрогнуть и отпустить львиную шею на свободу.