Равиен, дорога обратно
Шрифт:
И тут меня накрыло. Пришёл пакет инфополя мира, подхваченный при переходе — это нормально, меня предупреждали. Но ни одна зараза не сказала, что этим пакетом, как кувалдой по башке шарахает, так, что на ногах не устоять!
Вот и рухнула я к ногам этого недоальфы, как героиня мелодрамы, бесчувственно и романтично. Прямо в какую-то грязюку.
Тай:
Сначала это золотко выдало мне, что я неприятно пахну. Потом закатила глаза и упала. Типа, от меня так мерзко воняет, что сознание потерять можно? И теперь мне ЭТО из грязи выковыривать и на себе к учителю тащить? Нет, на такие подвиги я не готов. Тем более, у
Так ведь самка же. Новая кровь. Польза стае. Жалко.
Татьяна:
Пакет шёл за пакетом, информацию утрамбовывали в мою бедную голову пинками, не заботясь о том, что от такого напора и лопнуть может. Образы, звуки, запахи, всё смешалось и диким торнадо мотало сознание по всему, кажется, этому мирку, из угла в угол, везде подхватывая новые порции всякой дряни, которую тоже, словно пылесосом, затягивало в мой бедный мозг.
Не знаю, сколько это продолжалось. Пришла я в себя, всё также лёжа в грязной луже, куртка с одного бока промокла насквозь, волосы вымазались в жирном иле и липли к лицу, а в нос бил всё тот же запах лиса. Уже вроде бы не такой противный — наверное, принюхалась. Привыкла. Н-да…
Повозилась и села, придерживая голову руками. А то на секунду показалось, что я поднимусь, а она останется в луже, неподъёмная от того количества данных, которые туда запихали.
Тай:
Я уже начал нервничать. Нет, если я даже на тенчень задержусь, а потом приду со свежей самкой — меня поймут. Но это если самка оклемается. А если так в грязи и сдохнет? Зарывать её потом ещё…
Но она наконец-то соизволила встать. Грязная. Мокрая. И пахнущая… Как она там сказала? Неприятно? Вот да, именно оно, это слово! Но, конечно, если ее отмыть, переодеть, и… заткнув нос, пометить… Для щенков — подойдет точно. На мордашку — ничего, фигура — сойдет… Бедра можно было бы и пошире, и грудь побольше, но в целом — потянет.
Татьяна:
Я посидела, потом очень осторожно покрутила головой. Трясти не рискнула. Отвалится ещё… Чтобы разобраться в той мешанине сведений, что мне выдали, нужно время, но даже поверхностного просмотра достаточно, чтобы понять, что… ох.
— Пророчество, значит. Тьфу, вот влипла! — я с отвращением обтерла о траву вымазанную в грязи руку. Бесполезно. Плюнула, кинула взгляд на лиса и вздохнула — этот свидетель, к сожалению, не лишний. Инфосфера — это круто, но очень… неконкретно. То есть определяться на местности приходится самой, а для этого нужен как минимум проводник. Туда, где я смогу уточнить, в какую сторону это дурацкое пророчество завёрнуто. Значит, пусть смотрит. Закрыла глаза, мысленное усилие, и…
— Мяоу!
Тай:
Звук, который издала самка, был очень странный. Очень-очень странный. Но то, во что она превратилась, было еще страньше. В книжках я видел такое, оно называлось «кошка домашняя». Только на картинках оно выглядело крупнее, откормленнее, внушительнее и пушистее. А это… мелкое, черное и пахло…
— Тяв! Р-р-р-р… тяв!
Надо ж было так лохануться?! Самка! Да эту самку еще растить и растить. Хотя все равно первому она достанется мне, как нашедшему. Ладно, надеюсь, быстро бегать это «сокровище» умеет? Ещё раз рыкнув, я рванул в сторону селения.
Глава 2
Татьяна:
Сам
Главное отличие альфы от любого другого оборотня — множественный оборот. Поскольку я родилась кошкой и ещё очень молодая альфа, мой оборот охватывает всех кошачьих, известных в моём старом мире. Это начальный уровень, со временем я научусь оборачиваться в любое живое существо, с которым вступлю в контакт.
Но это новый мир, странный, непонятный и наверняка опасный, так что не следует светить секретами перед кем попало. Моя пантера, слегка подотстав, бесшумно неслась вслед за провожатым и чутко ловила звуки и запахи — чтобы не уткнуться носом в хвост неожиданно притормозившему лису.
Плохо одно: кошки, даже большие, не слишком любят бегать далеко и долго. Мы спринтеры, способные на молниеносный, но короткий рывок за добычей. А тут приходится держать скорость. Не очень сложно, но и удовольствия никакого. Даже оглядеться толком не получается.
Тай:
Я чувствовал её запах и бежал, не оборачиваясь. Чего зря головой вертеть? Нет, будь она нормальной самкой, я бы вел себя иначе. Но это «сокровище» мне откровенно не нравилось.
У границ нас уже поджидали — я почти опоздал к нужному времени.
В поисковом отряде был и мой бывший друг. Я сделал вид, что его не заметил, хотя всё углядел… И ехидную улыбку на его морде, когда он решил, что я струсил и вернулся. И зависть, когда понял, что мелкая вонючка, выпрыгнувшая из леса — самка. Моя самка, раз я её привёл.
Обернувшись в человека, я, не оглядываясь, направился к учителю. Останавливать нас никто не стал — потом расспросят, позже.
Татьяна:
Первое, что пришло мне в голову, когда я, почувствовав запах множества оборотней, сменила пантеру на кошку и выскочила на поляну, были слова из старой песенки: «А чукча в чуме ждёт рассве-е-та-а!»
Натуральные чумы… Я такие видела на картинке, а потом и вживую, потому что оборотни — олени и белые медведи — очень гостеприимный народ. Ближайшая подруга миарми — старшая медведица в своём клане, и мы часто приезжали к ним летом, а один раз зимой. Охотились и учились выживать в тундре. Это были самые трудные и в то же время самые клёвые каникулы в моей кошачьей жизни.
Вот и здесь чумы, крытые шкурами, дым очагов, всё как положено, не хватает только запахов железа, бензина, работающей электроники и прочих достижений цивилизации. Земные оборотни не чураются некоторых удобных вещей, а здешние с ними, похоже, незнакомы. Печально.
И всюду резкий, непривычно-мускусный лисий «аромат». Ф-ф-ф…
Тай:
Войдя к учителю, я молча уселся у него в ногах на мягкий, пушистый ковер (три шкуры медведя ушло!). Кивнул, позволяя просто считать информацию у меня из головы. Не то чтобы я любил этот процесс — не особо он приятный, да и голова потом болит. Но зато быстрый и надёжный — ничего важного не пропустишь. У учителя аж брови от изумления приподнялись. Почти выцветшие, когда-то бывшие голубыми, глаза засверкали любопытством. Морщинок на лбу стало ещё больше. Старый он у нас совсем — немного ему осталось.