Рай беспощадный
Шрифт:
Этому готу не везло – вечно спиной неприятности ловит. Сперва копьем угораздило, а теперь Макс своим развитым не по годам телом ударил. Покатились по песку оба, потеряв копья. Макс разодрал предплечье о доспехи врага, но даже не заметил. Ухватил меж пальцев набор шипов в ноздрях противника, рванул в сторону. Над полем боя пронесся дикий вопль, а Макс, не останавливаясь на достигнутом, врезал в поврежденный нос до хруста в костяшках.
В носу хрустнуло громче.
Продолжить избиение не удалось – чья-то нога пнула в бок. Не фатально, но опасно – следующий удар могут уже чем-нибудь серьезным организовать. Откатившись в сторону, Макс приподнялся на колено, бросил короткий взгляд через плечо. Его сумасшедшая задумка сработала – строй
Долго любоваться батальными сценами Максу не позволили – он едва успел откатиться в сторону, чудом избежав удара по спине. Деревянно-ракушечный меч зарылся в песок, гот, легко выдернув свое оружие, бросился за Максом, замахиваясь от всей души.
Подняться не успеть, перекатом быстро не уйти. Но это не конец – у Макса остался еще один вариант. Дернувшись, будто собирается встать, он неожиданно для гота внезапно бросился к нему, вжимаясь в землю, чтобы оказаться как можно дальше от смертоносного лезвия. Противник не удержался на ногах – тело Макса подсекло его голени.
Падать в плохо гнущихся доспехах – удовольствие сомнительное. Противник потерял свой страшный меч, а Макс, подняв его, вскочил гораздо быстрее – ему ведь ничто не мешало. Ударил без замаха, но метко – под колено поднимающемуся готу. Брызнула кровь, враг рухнул, заорал, из положения лежа лягнул неповрежденной ногой, но не достал. Макс размахнулся сильнее, врезав от души по наглой конечности, чтобы не размахивал. Опять крик, так похожий на тот, когда Чукчу убивали. Но сейчас Макса им не проймешь – страх пропал бесследно. Злость не появилась – просто хотелось жить, а этого будет нелегко добиться, если не отправить готов на тот свет. Надо бить и бить, покуда все не умрут. К убийству Макс сейчас относился как к грязной работе: не хочется, неприятно, но за тебя никто не сделает.
Ему ведь обязательно надо выжить, значит, придется.
Лишь пятым или шестым ударом Макс наконец попал в лицо – гот прикрывался правой рукой, левая, со щитом, при падении оказалась придавленной, да и вывернулась неестественно. Он отчаянно защищался, пока не перебило локоть. Кромка меча захрустела, осколки раковин разорвали щеку, скулу, впились в глаз. Враг затих – видимо, оглушило сильно или вообще сознание потерял. Но Макс не успокоился – врезал еще раз. Теперь по шее – ее ничто больше не прикрывало. И понял: теперь все. Работа выполнена. И опять без эмоций – надо было, вот и убил.
Обернулся. Еще один враг валяется, его остервенело молотят копьями несколько ребят. Пара полуголых фигурок лежит на песке, в глаза бросились потеки крови. Трое оставшихся готов сумели объединиться, встали треугольником, отчаянно отмахиваясь от наседающих противников. Это давалось им нелегко – один был ранен в ногу; второй остался без шлема, кровь из разбитого лба заливала глаза. Все они дружно орали, но в крике этом теперь было больше отчаяния, чем ярости.
Макс похолодел – из зарослей на другой стороне поляны выбрался ящер. По размерам ничуть не меньше того, который утащил Додика. Возможно, тот же самый – вернулся за добавкой. Несмотря на габариты, монстр двигался тихо – ни одна веточка не хрустнула под лапой. Ребята, увлекшиеся резней, не заметили его, а вот он видел всех прекрасно. На миг Максу показалось, что в желтых глазах рептилии мелькнула растерянность – будто тварь не знала, кого выбирать в этом вкусном изобилии. Но колебалась она недолго – наметив для атаки место максимальной концентрации пищи, шустро помчалась в сторону центра схватки, к тройке отчаявшихся готов, окруженных полуголой ордой.
– Назад!!! – заорал Макс. – Тритоны!!!
С таким же успехом он мог крикнуть «Стой!» улепетывающему зайцу – никто, похоже, даже не услышал. Позабыв про все опасности Большого
Наперерез ящеру бросилась… Дина. Фантастика – скорее такого безрассудства можно ожидать от Жоры или Ботана, чем от этой заплаканной «диверсантки». В руке она держала подобранное готское копье, вид у нее был испуганный – и, парадокс, одновременно сосредоточенно-уверенный. Взмах, костяное острие бьет в шею, бессильно отскакивает, не пробив шкуры. Но рептилию эта атака вывела из душевного равновесия – проворно развернувшись, она выгнула тело и сделала выпад головой. Девушка отскочила, зачем-то вскинула левую руку, будто пытаясь прикрыть лицо, и жуткие челюсти щелкнули в воздухе, чуть-чуть не достав до пальцев. Остановившийся монстр внезапно потерял к ней всякий интерес, покосился на свою первоначальную цель, ударил хвостом, будто кнутом. Несколько своих и чужих, получив по спинам и ногам такой подарок, не удержались – покатились по земле, причем один удачно подрубил собою голени гота, так что и враг упал.
До некоторых наконец дошло, что в битву вступил новый участник принципиально иной весовой категории, – завывая от ужаса, они бросились в разные стороны. Но благоразумие заразило не всех: самые отмороженные, обрадовавшись тому, что строй врагов опять развалился, бросились на парочку поднимавшихся готов, не позволяя им встать спиной к спине. Макс готов был поклясться, что они видели ящера, но даже вид монстра не заставил их отказаться от продолжения боя – они игнорировали новую опасность. Сумасшествие какое-то…
Один из готов трезво подсчитал свои шансы и, не обращая внимания на сыплющиеся со всех сторон удары, бросился в сторону пролома в рядах атакующих – по следу, выкошенному хвостом ящера. Странно, но рывок удался – вырвавшись из окружения, черный бросился в сторону спасительных зарослей. Увы, путь его лежал как раз мимо тритона, и тот, успев развернуться, сделал еще один выпад головой, на этот раз удачно. Тростниковый доспех против клыков защищал не лучше бумаги – над полем боя пронесся уже хорошо знакомый предсмертный крик. И почти сразу еще один – чей-то удачный выпад поразил грудную клетку упавшего противника.
Последний оставшийся на ногах гот продолжал вертеться волчком, пытаясь отбиваться. От уколов копий трещали доспехи, ноги и руки покрывались ранами, от поврежденного щита отлетали стебли тростника и бамбуковые полоски. Макс на это не смотрел – шагая к эпицентру боя, он завороженно наблюдал, как тритон величаво уходит в заросли. Ящер получил то, за чем пришел. Ему хватит – пусть двуногие дальше занимаются своими глупостями.
Проходя мимо Мусы, сидевшего на песке и держащегося обеими руками за окровавленную голову, Макс нагнулся, поднял топорик. Сделал еще несколько шагов, успев вовремя: гот как раз отскочил в нужную сторону, развернулся, неудачно попытался достать деревянным мечом до прыткого смертника. Уголок лезвия угодил аккурат под шлем, раздробив затылок. Этот противник рухнул без крика, напоследок обдав Макса струей крови – сердце все еще продолжало ее качать, не понимая, что это конец.
Посмотрев на окровавленное лезвие топорика, Макс удивился: даже не тошнит. Только во рту привкус странный – будто гвоздями накормили. Покосился на предплечье. Рана неопасная – так, царапина. Но в этом мире даже к уколам иголкой надо относиться серьезно: противостолбнячной сыворотки здесь нет, и повторять судьбу старшего Маяковского [6] не хочется. Надо побыстрее найти бородавочник и замазать липучкой.
Какие здравые мысли для почти ребенка, только что убившего двоих ровесников…
6
Отец русского поэта Маяковского умер от столбняка, заразившись через царапину, оставленную иголкой.