Рай под колпаком

Забирко Виталий Сергеевич

У дверей кафе я остановился, повернулся к псу и сказал:

— Извини, мужик, что не приглашаю, но в кафе собакам вход воспрещен. Полная дискриминация.

Пес посмотрел на меня понимающим взглядом, тяжело вздохнул и медленно пошел прочь своей дорогой. Однако впечатление побитой собаки не производил голову нес высоко, с достоинством.

В небольшом зале кафе находилось всего два посетителя — за крайним столиком начинающий седеть мужчина, то ли поздний отец, то ли ранний дедушка, кормил мороженым то ли сына, то ли внука лет семи. Понятное дело, почему здесь пусто — утро да и не сезон.

Это летом, когда на мощенном тротуарной плиткой пятачке у кафе выставлялись выносные столики, наблюдался наплыв посетителей, а в остальное время года разве что какой холостяк вроде меня сюда забредал.

Молоденькая официантка Нюра сидела за стойкой, подперши голову ладонями, и уныло наблюдала, как мальчишка методично поглощает мороженое. Другого занятия у нее не намечалось, и ей было откровенно скучно.

— Нюрочка, здравствуй, — сказал я с порога. Официантка перевела на меня соловый взгляд, но, узнав, тут же преобразилась. Вскочила с места, заулыбалась, расцвела.

— Здравствуй, Артемушка! Что-то давненько не захаживал. Аль женился, жена завтраками кормит?

— Типун тебе на язык! — наигранно ужаснулся я.

— Завтракать будешь или только кофе?

— И то и другое. — Пройдя к стойке, я сел на высокий табурет. — Жареные шпикачки, чипсы, кетчуп с паприкой и, естественно, кофе. Черный, натуральный.

— Бегу, родненький! — засуетилась Нюра. — Пять минут, и все будет готово!

Она включила кофеварку и умчалась на кухню — в межсезонье повар не работал и все готовила Нюра. Была она то ли дочкой хозяина кафе, то ли племянницей, о чем не раз намекала, ведя планомерную осаду моей холостяцкой жизни — мол, приданое есть, дело за тобой. А за мной «заржавело». Причем настолько, что захаживал сюда все реже и реже. Девочка симпатичная, аккуратная, но я таких, озабоченных созданием семейного очага, обходил десятой дорогой. Пеленки, распашонки, претензии… Зачем мне эта обуза?

Из динамика музыкального центра приглушенно лилась музыка и вкрадчивый мужской голос задушевно выводил:

Такого снегопада, такого снегопада Давно не помнят здешние места.

М-да, как говорится, не по сезону… «Зимняя» песня закончилась и тут же сменилась бравурной «летней»:

Тополиный пух, жара, июль, Ночи такие звездные…

Я чуть не расхохотался. Ни снега, ни тополиного пуха за окном не наблюдалось. Уж лучше бы сводку погоды передали.

За стойкой появилась Нюра со шкварчащими на сковородке шпикачами.

— Я тебе с лучком поджарила… Пальчики оближешь! — заявила она, выкладывая шпикачки на тарелку и пододвигая ко мне. Затем налила чашку кофе и поставила рядом.

Полив шпикачки кетчупом, я принялся за еду. Нюра присела напротив, подперла кулачком щеку и принялась смотреть на меня умильным взглядом.

— Ну, как?

— Что — как?

— Вкусно?

Я прожевал кусок и изобразил на лице восторг.

— Женюсь! — выпалил. — Немедленно!

— Тебе бы все шуточки шутить… — покраснела Нюра и, отведя взгляд, затеребила оборку фартука. — А я здесь одна, можно сказать, увядаю…

— Прямо-таки и увядаешь! Цветешь и благоухаешь! Не переживай, цветочек, сядет и на твой пестик мохнатый шмель.

И тут я почувствовал на затылке чей-то пристальный взгляд. Скосив глаза на крайний столик, я увидел, что седеющий мужчина о чем-то тихо переговаривается со своим то ли сыном, то ли внуком. Значит, не он. Кто же тогда мог наблюдать за мной в пустом кафе? И, только переведя взгляд на зеркальную витрину за спиной Нюры, я понял, кто на меня смотрит. За окном, на тротуарной плитке у кафе, сидел рыжий пес и не сводил с меня взгляда. После вчерашних событий я был готов к тому, что за мной установят слежку, и мои чувства обострились. Причем настолько, что среагировали на взгляд голодного пса. Это уже паранойя…

Я повернулся на табурете и сквозь стекло посмотрел псу в глаза. Рыжий пес взгляда не отвел.

— Чья это собака? — спросил я, вновь поворачиваясь к Нюре.

— Какая собака?

— Вон, за окном.

— У меня здесь кафе, а не площадка для выгула животных, — обиженно протянула Нюра.

— Брось, Нюрочка, дуться, — ласково сказал я. — Жениха мы тебе найдем. Молодого, красивого и, главное, верного, а не такого кобеля, как я.

Нюрочка оттаяла. Хоть ни на йоту не верила пустопорожнему трепу, но ласка и клятвенные обещания действуют на женщин безотказно.

— Так чья это собака? — вернулся я к своему вопросу. — Ты же во дворе всех собачников знаешь, выгуливают своих питомцев под твоими окнами.

— Ага, — согласилась Нюра. — Как зима, снег, так все собаки сбегаются на площадку гадить… — Прищурившись, она всмотрелась сквозь стекло в пса. — Нет, эту псину в первый раз вижу… Бродячая она, вон и ошейника нет.

Я кивнул в подтверждение своей догадке и принялся доедать шпикачки. Вкусно Нюра готовила, знала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Но на «вкусно поесть» я не собирался менять холостяцкую свободу.

«Летняя» песня о жаре и тополином пухе закончилась, и наконец прорезался голос диск-жокея:

— Зима давно сдала свои права, а до лета еще далеко. Поэтому наше музыкальное путешествие по временам года мы заканчиваем песней, соответствующей сегодняшним погодным условиям.

Из динамика страдальчески полилось:

Лишь только подснежник распустится в срок, Лишь только прокатятся вешние грозы, На белых стволах появляется сок, То плачут березы, то плачут березы.

Напрасно я иронизировал по поводу подборки песен — диск-жокей не зря ел свой хлеб, составляя программы.

— Пицца у тебя с чем? — спросил я, запивая завтрак лофе.

— Ты не наелся, родненький? — вскочила со стула Нюра. — С курятиной и грибами. Сегодняшняя.

— Острая?

— А какую ты хочешь?

— Без перца.

— Разогреть? — Нюра схватила с прилавка пиццу и метнулась к микроволновой печи.

— Не надо, — остановил ее я. — С собой возьму.

Расплатившись, взял пиццу со стойки и встал.