Райский остров

Картленд Барбара

«Я непременно должна уехать отсюда, — сказала сама себе Роксана. — Я не смогу жить под одной крышей с мамой и Патриком Грентоном».

Уже сама мысль о том, что этот человек станет ее отчимом, была ей неприятна, но что особенно пугало и заставляло ее чувствовать себя крайне неуютно, это уверенность в том, что, несмотря на то, что Патрик станет мужем ее матери, он все равно будет продолжать преследовать девушку, как это было раньше.

Но куда она могла уехать, Роксана совершенно себе не представляла.

У нее было множество друзей, но она вряд ли могла у кого-нибудь

из них остаться жить постоянно. И ей совсем не хотелось ставить мать в неудобное положение и просить кого-нибудь из ее кузин или родственников отца разрешения переехать жить к ним.

И как озарение к ней пришла мысль, что она могла бы связаться со своей далекой тетушкой в Голландии.

В конце концов, нетрудно понять, что она захотела уехать, чтобы не мешать своей матери, только что вышедшей замуж; и что может быть более естественным, что ее далекая тетушка пригласила ее к себе погостить? Не поделившись ни с единой душой своими планами, Роксана села и написала тете Агнес письмо с пожеланием приехать в Голландию, чтобы познакомиться с ней и ее семьей.

Письмо, которое пришло вскоре в ответ на ее послание, было очень теплым и полным энтузиазма и содержало в себе самые искренние приглашения и надежды на скорую встречу. И хотя мать была поражена до глубины души ее решением, Роксана покинула Англию сразу после того, как состоялась свадьба леди Бакли и Патрика Грентона.

Патрик Грентон протестовал против ее отъезда гораздо сильнее, чем его жена.

— Почему вы вдруг вздумали уезжать? — сердито спросил он, когда узнал о планах Роксаны. — Я хочу, чтобы вы оставались здесь! Я не хочу лишаться вашего общества!

— Я не желаю быть яблоком раздора между вами и моей матерью, — спокойно ответила ему девушка.

В ответ он взглянул на нее, и ей очень не понравилось выражение его глаз.

— Вы знаете, что ничего подобного не произойдет, — возразил он.

— Я знаю, что меня ждет, и не желаю обсуждать это, — с холодным презрением отвечала она.

— Полагаете, что я позволю вам уехать?

— Вы не сможете остановить меня, — гордо выпрямилась девушка.

— Вы так уверены в этом? Ведь в конце концов, поскольку я ваш отчим, на меня возложены обязанности и вашего опекуна.

— Я намерена покинуть этот дом сразу же после того, как вы и мама сочетаетесь браком, и я не советую вам поднимать из-за этого шум и привлекать лишнее внимание.

Ее тон и презрительная холодная манера, с которой она разговаривала с ним, вызвали в нем вспышку гнева. Он сжал челюсти.

— Если это ваше окончательное решение, — сказал он, — то рано или поздно я заставлю вас горько пожалеть об этом.

Роксана даже не стала трудиться отвечать ему и только взглянула на него с презрением, но когда она уже выходила из комнаты и услышала, какие грязные проклятия он бормочет ей вслед, она задрожала от ужаса и отвращения.

Что ж, она нашла свою тетю и надеялась на теплый прием в ее доме, собиралась остаться у нее так долго, как это будет возможно. По крайней мере, Голландия была достаточно далеко от Патрика Грентона.

На самом деле она всем сердцем полюбила миссис Хелдерик с самой первой их встречи, и тетя Агнес тоже привязалась к своей юной милой племяннице.

Роксана часто думала, что ее тетя Агнес была именно такой, какой ей всегда хотелось бы видеть мать. Но леди Бакли очерствела и отдалилась от дочери, особенно за последние годы, которые она была вынуждена провести с безнадежно больным мужем.

В первые годы своего замужества, несмотря на разницу в их возрасте, леди Бакли была очень счастлива. Лорд Бакли был очень умным, благородным человеком, который долго и славно служил Короне и пользовался огромным уважением и известностью в политических кругах.

Но когда он заболел, то уподобился дубу, в который ударила молния: корни и часть ветвей еще жили, но в главной, почерневшей и расколотой части ствола уже не было ни сил, ни былой мощи.

Если бы он мог умереть сразу, в самом начале болезни, на десятом году своей семейной жизни, все искренне, с огромным сожалением оплакали бы его, но сохранили о нем память как о чудесном благородном человеке.

Но лорд Бакли продолжал жить, мучаясь сам и мучая всех близких и друзей постоянными жалобами и придирками. В результате болезни у него очень изменился характер, и в конце концов по своей собственной вине он потерял уважение всех друзей и любовь жены и дочери.

Роксана прекрасно знала, что нельзя радоваться, когда кто-то умирает, и все же, когда она, одетая в глубокий траур, шла за гробом отца, она понимала, что вся эта скорбь присутствующих на похоронах — чистое притворство.

Она думала тогда, что после стольких мучительных лет отец наконец освободился от своего исстрадавшегося тела. И вот теперь, на похоронах тети Агнес, она рыдала так, как никогда бы не смогла плакать по отцу.

Это казалось так жестоко и несправедливо! Почему Агнес Хелдерик умерла именно теперь, когда она была так счастлива, подарив своему любимому мужу сына, о котором они мечтали в течение долгих лет?

Но если Роксана чувствовала себя несчастной, то можно было себе представить, какие муки испытывал Питер Хелдерик, чье горе, казалось, поглотило его полностью.

Он не просто обожал свою жену всем сердцем и душой, за все эти годы совместной жизни она стала его частью, без которой невозможно дальнейшее существование.

Он был теперь подобен потерявшему управление кораблю, и, как думала Роксана, про него действительно можно было сказать, что погас свет его жизни.

Питер вновь включился в работу, ради которой приехал на Бали, и продолжал отдавать ей всего себя с не меньшим энтузиазмом и целеустремленностью, так свойственными его горячей, страстной натуре, но со дня смерти его обожаемой Агнес он словно потерял что-то самое для него важное.

Прежде, пока она была жива, все, что он говорил или делал, было как будто продиктовано откуда-то свыше и шло из него совершенно спонтанно, легко и просто. Теперь же создавалось впечатление, что он лишь заставляет себя механически выполнять свои обязанности, и временами Роксана даже стала подозревать, что дядя изображал чувства, которых на самом деле не испытывал.