Раз и навсегда

Макнот Джудит

Капитан до боли сжал стакан в руке, а на его шее конвульсивно напряглись мышцы.

– Я первым узнал, что Мелисса забрала с собой Джейми. И это я сообщил ему, что сын погиб. Я плакал, – хрипло сказал Майк. – А Джейсон – нет. Даже тогда. Он просто не умеет плакать.

– Капитан Фаррел, – подавленно попросила Виктория, – мне хотелось бы уехать домой. Уже поздно, и Джейсон, возможно, беспокоится обо мне.

С лица капитана сбежала грусть, и он весело улыбнулся.

– Отличная мысль, – согласился он. – Но сначала я хочу кое-что сказать.

– Что?

– Не позволяйте

Джейсону вводить в заблуждение вас или самого себя, что в супружестве ему нужен лишь сын. Я знаю его лучше, чем кого бы то ни было, и я видел, как он накануне Не сводил с вас глаз. Он уже почти по уши влюблен, хотя сомневаюсь, что это ему по душе.

– Не могу винить его за то, что ему не хочется влюбляться, – печально сказала Виктория. – Даже не представляю, как он пережил все случившееся и остался в здравом уме.

– Да, он силен духом, – согласился Майк. – Он, пожалуй, самый сильный человек, которого я когда-либо знал. И самый лучший. Научите его любить: в его сердце много нерастраченной любви. Но прежде всего ему придется научиться доверию. Как только вы завоюете его доверие, он положит к вашим ногам весь мир.

Виктория встала, ничего не видя от волнения.

– Отчего вы так уверены, что все получится именно так?

Голос моряка был тих, и глаза устремлены куда-то вдаль.

– Потому что я знавал давным-давно такую же девушку, как вы. В ней были ваша сердечность и ваше мужество. Она научила меня тому, что значит доверять, любить и быть любимым. У меня нет страха перед смертью, потому что я знаю, что она ждет меня за этой чертой. Большинство мужчин часто и легко влюбляются, но Джейсон в этом вопросе подобен мне. Он полюбит только раз, но это будет раз и навсегда.

Глава 24

Пока Виктория надевала свою все еще влажную одежду, капитан Фаррел подготовил ее коляску к выезду. Он помог ей забраться в экипаж, а сам оседлал своего коня. К этому времени ливень перешел в мелкий, нудный, моросящий дождь. Так, под дождем, в рано сгустившихся сумерках, они и добирались бок о бок до широкой дороги, ведущей к Уэйкфилду.

– Какой смысл вам провожать меня до самого дома? – спросила девушка, когда они выбрались на большую дорогу. – Здесь я уже не могу заблудиться.

– На это есть свои причины, – строго ответил капитан. – С наступлением темноты женщине здесь ездить небезопасно. На прошлой неделе проезжавшую карету остановили у самой деревни, пассажиров ограбили, а одного застрелили. А двумя неделями раньше одна из воспитанниц сиротского приюта поздним вечером где-то бродила, и потом ее тело нашли в реке. Нечего и говорить, она была испорченной девчонкой, но какой смысл рисковать?

Виктория слушала его одним ухом, но думала совсем о другом – о Джейсоне, ее сердце полнилось состраданием и благодарностью к человеку, который приютил ее, одарил прекрасными вещами, утешал, когда ей было плохо, и в конечном счете женился на ней.

Да, часто он бывал замкнутым и недоступным, но чем больше она размышляла над происходящим, тем более убеждалась: капитан Фаррел прав – Джейсон любит ее, иначе он ни за что не рискнул бы жениться во второй раз.

Она вспомнила его первые полные страсти

поцелуи, и это еще более убедило ее в правильности собственных выводов. Несмотря на муки, испытанные им в детстве во имя «религии», Джейсон согласился венчаться в церкви – потому что она попросила его об этом.

– Думаю, дальше вам ехать не стоит, – сказала Виктория, когда они оказались у чугунных ворот Уэйкфилда.

– Почему?

– Потому что если Джейсон узнает, что я провела это время с вами, он, как только мое отношение к нему переменится, обязательно заподозрит, что вы все рассказали мне.

Капитан Фаррел поднял брови.

– А ваше отношение к нему действительно переменится?

Виктория кивнула:

– Думаю, что да. – И добавила чуть ли не про себя:

– Попробую приручить черную пантеру.

– Ну что ж, наверное, вы правы. Лучше не говорить Джейсону, что вы были у меня. По дороге к моему дому – два заброшенных строения. Полагаю, можете сказать, что вы пережидали ливень там. Но предупреждаю: он не переносит лжи, так что смотрите не попадитесь!

– Я тоже не переношу лжи, – вздрогнув, сказала девушка. – И уж совсем не хотелось бы попасться Джейсону на вранье.

– Боюсь, он будет очень обеспокоен и сердит, если, вернувшись, обнаружит, что вы в одиночестве уехали из дома.

Джейсон действительно уже вернулся и был вне себя от ярости. Виктория услышала, как он громко распекал кого-то у парадного, пока она, привязав Волка во дворе, входила через черный ход. Со смешанным чувством тревоги и желания поскорее увидеть его она миновала холл и вошла в его рабочий кабинет. Он расхаживал взад и вперед по комнате, распекая шестерых перепуганных слуг.

Белая, насквозь мокрая рубашка облепила его широкую спину, а коричневые сапоги для верховой езды были по колено заляпаны глиной.

– Повтори, что именно сказала леди Филдинг, – набросился он на Рут. – И перестань наконец реветь! Начни с самого начала и повтори точно ее слова.

Камеристка заломила руки.

– Она.., сказала, чтобы заложили самый маленький экипаж и запрягли самую послушную лошадь, так как она не очень хорошо умеет управлять ими. Потом сказала, чтобы миссис Крэддок подготовила корзины с едой, оставшейся со вчерашнего вечера, и чтобы их уложили в коляску. Я п-предупредила миледи, что вот-вот начнется ужасная гроза, но она ответила, что до грозы еще далеко. Потом она спросила, точно ли я уверена, что вы отлучились из дому, и я ответила, что да. После этого миледи уехала.

– И вы отпустили ее? – обрушился он на слуг, испепеляя их презрительным взглядом. – Вы отпустили взволнованную женщину, никогда не державшую в руках вожжей, в грозу, с корзинами, набитыми едой, которой ей хватит на целый месяц, и ни у кого из вас не хватило мозгов задержать ее! – Его взгляд остановился на груме. – А ты слышал, как она сказала псу, что они наконец свободны, и тебе это не показалось странным?

Не ожидая ответа, он устремил острый как кинжал взгляд на Нортропа, который был похож на приговоренного к расстрелу человека, стоящего перед своими мучителями и готового с высоко поднятой головой встретить ужасную и несправедливую смерть.