Разберемся по-семейному
Шрифт:
Он с силой сунул ключ в скважину, распахнул дверь, толкнул Марину в комнату и захлопнул дверь.
Она зацепилась за ковер, туфелька на высоком каблуке соскочила, и она растянулась на кровати. В ее широко открытых глазах было дикое выражение, щеки пылали.
— Барский… — в ее голосе смешались страх и ярость, и желание. Пуговицы сыпались с его рубашки.
— Какое славное платье. Шелк или что-то в этом роде, — сказал он хрипло. — Ужасно не хотелось бы его рвать.
Она встала и платье упало к ее ногам.
Она начала расстегивать лифчик.
— Как ты медленно это делаешь. — Одним движением руки он разорвал его. Вздрогнув, она прижалась к нему,
Она обхватила его ногами, и они упали на постель.
Позже Барский подумал, что сознательно хотел сделать ей больно, но она ответила тем же, и его хриплый вскрик разорвал тишину комнаты. Его спину обожгло огнем, и он с изумлением увидел следы крови на ее пальцах, когда она снова прижалась губами к тому месту на плече, где ее зубы оставили отметину. Но теперь прикосновения ее языка были ласкающими, исцеляющими. Пожалуй, в первый раз после всего не было ни затяжки сигареты, ни обычных слов. Они молча оделись и медленно вышли из номера — высокий мужчина с синяками и ссадинами на лице и с кровью, проступавшей на рубашке, на которой не хватало пуговиц, и высокая белокурая женщина, двигавшаяся с природной грацией. Лифта уже не было, и, крепко взявшись за руки, они пошли пешком по лестнице.
Когда он появился в «Трубе», его уже ждала записка с номерами телефонов, по которым следовало позвонить. Ему не хотелось разговаривать ни с Иваном Красилиным, ни с Федей Сияпиным. На него нахлынула сентиментальность, ему вновь захотелось оказаться в просторной постели, в объятиях Марины. Ему даже пришло в голову, что когда человеку уже перевалило за сорок семь, то самое время перестать носиться по свету, ввязываясь в различные передряги. Первым он набрал номер Красилина.
— Отряхни пыль с плаща и заточи кинжал, — сказал Красилин. — Черная птица летит сегодня.
— Выкладывай, — сказал Валерий, перевернул ящик и уселся на него. — Когда и откуда?
— Похоже, планы изменились. Я все давил на то, что моя фирма зарегистрирована, как международная компания, и Голландец сказал, что его это устраивает. О времени вылета разговора не было, но я должен быть готов в любой момент после захода солнца.
— Но ты хоть попытался узнать что-нибудь?
— Конечно. Я сказал, что мне нужны метеоусловия, и это была неправда, и что мне нужно заполнить формы для полета. Тогда он посмотрел на меня своими поросячьими глазками и сказал, что я чертов брехун, и это было правдой. Потом я решил изобразить жлоба и заявил, что не собираюсь терять летательный аппарат стоимостью миллион баксов за какие-то паршивые пять штук, и что теперь моя цена двадцать пять тысяч. Некоторое время он приходил в себя, но потом перестал вопить, как раненая пантера, и заплатил.
— Все двадцать пять? — изумленно спросил Барский.
— Половину. Каковую я уже заначил и о каковой никто, кроме меня и тебя, никогда не услышит. В первую очередь, я имею в виду любопытных дяденек из нашей конторы.
Барский присвистнул.
— Что-нибудь конкретное о грузе?
— Пока ничего. Он сказал, что это его заботы. Но тут вот еще что. Пассажиров будет не двое, а трое.
— Если так пойдет, то ты и взлететь не сможешь.
— Мы-то справимся. Решать тебе. Если скажешь, что лететь не надо, я не пошевелю ни одним крылом.
— Да. Но официально я здесь никто. Ты забыл?
— Ты что, милый? Не слышал новости?
— Какие еще новости?
— Ты снова главная крыса, отвечающая за сыр.
— Черт! Кто это сказал, и с каких пор?
— Так сказал Великий Белый Отец с час назад. Можно было подумать, что генерала выпустили под залог при совершенно безнадежном деле.
— О, радость! — наконец откомментировал эту новость Барский. — Может быть, он еще и объяснил почему?
— Насколько я знаю, дружище Сияпин признался своему боссу, что ты раскопал нечто такое, что они пропустили. А тут еще наш стукач из Швейцарии возник с информацией, что на счет Голландца в Берне было положено шестьсот тысяч, хотя они и не знают, почему. А тут еще гаишный генерал, которого ты подставил со своим вчерашним полетом, начал интересоваться, почему он должен прикрывать мою «Анюту». Все они пытаются найти какое-нибудь прикрытие, и ты как раз очень подходишь для этого.
— Ублюдки, — прошептал Барский. — Черт, а с другой стороны, я не могу их в этом винить. Им всем надо перед кем-то отчитываться. Только нашей конторе не надо.
— Точно. Так везу я Голландца или нет?
— Я тоже умею играть в эти игры. Делай, что ты считаешь нужным.
Иван Красилин рассмеялся.
— Первым делом я считаю нужным получить оставшуюся часть четвертачка.
— Ну, это-то само собой разумеется, — ответил Барский и повесил трубку.
В ФСБ трубку сняли после первого же гудка.
— Где ты был? — ехидно спросил Сияпин. — Если ты еще не слышал, то «господин назначил тебя любимой женой». Теперь ты у нас главным в этой операции. И ты, дорогой начальник, нам всем сейчас очень нужен.
— Нужен я тебе, как триппер на конец. Ты мне можешь объяснить, наконец, что произошло?
— А только то, что Сам пристрастился к твоему виски и чуть не блеванул от коктейля, который ему смешал кто-то из новеньких. Сразу разорался «А где Валерка? Уж который день не вижу». Ему на тебя и стали аккуратненько стучать, что ты мол в отпуске, ищешь зятя, дело, дескать, скользкое и семейное, а он как заорет: «Какое, на хер, семейное? Пропал человек, понимаешь, благодаря которому мы на второе место по продаже вооружений вышли, а вы чем занимаетесь? Валерка ищет, грите? Ну и пусть ищет, а вы все ему помогайте». Так что, Валер, мы сейчас все в твоем подчинении, и ежели ты вдруг прикажешь нам всем танцевать на месте, все наше здание заходит ходуном.
Барский помолчал, переваривая новость, потом спросил:
— Ну и чего нового в Датском королевстве?
— Мы перехватили ментовскую рацию. Ваську Игнатова достали. Он, как бы это помягче сказать, не совсем живой.
— Игнатов?..
— Глава институтской службы безопасности, который пас Лифшица и вынюхивал припрятанное добро. Да проснись ты!
— Да, я понял. Ты знаешь где, как и почему?
— На даче Лифшица. Следы ударов тупым орудием по голове. Примерно полдня назад. А вот за что его так сурово, я не знаю. Если хочешь, съезди посмотри сам, то там еще ничего не трогали. Коржанов уже там и обороняется от местных лягавых.
— Обычно я теряюсь на месте преступления, но все равно придется двинуть туда. Постараюсь не путаться у вас под ногами.
— Уж постарайся, — вздохнул Сияпин. — Это не поднимет наш авторитет в твоих глазах, но я все-таки должен тебе объяснить, что у нас на руках пара горящих дел, и мы не смогли направить сотрудников, чтобы постоянно приглядывать за этим местом.
— Это я знаю. Если бы у вас там кто-нибудь был, Игнатову не удалось бы забраться туда и закончить там свои дни.
— Это еще не все. Самое интересное в амбаре,