Разбитые сердца
Шрифт:
— Всему свое время, — возразила я, возвращая ей взгляд. — Сначала я пойду полюбоваться снегом. Блондель, вы никогда не видели Памплону под снегом? Если хотите, пойдемте со мной, я покажу вам мое любимое место, откуда виден весь город.
Мы поднялись с ним на галерею, откуда я обычно смотрела на поединки рыцарей. Внизу, под нами, лежало гладкое, неистоптанное турнирное поле, а за внешней стеной теснились крыши множества небольших домиков, сверкавшие на солнце искристым снегом. Зрелище было совершенно волшебным, и мы постояли молча, глядя на эту красоту с почти детским восхищением.
— Как красиво, — проговорил он
— Собственно, я увела вас из замка потому, что должна вам кое-что сказать, — возразила я. — Давайте поищем более закрытое от ветра место.
Мы обошли южную сторону Римской башни и остановились в залитом солнцем месте, защищенном от дувшего с гор ветра, гнавшего на город снежную тучу. Я смахнула с камня снег и села, плотнее завернувшись в плащ. Мы сидели в одной из ниш в стене, откуда защитники замка могли стрелять из лука, бросать камни, лить кипящее масло или просто кипяток на головы врагов и укрываться за каменной стеной — места здесь хватало как раз для двоих. Я была ближе к нему, чем когда-либо раньше, смотрела на него и в ярком свете видела смешинки в его глазах и редкие серебряные нити в золоте волос.
Я видела схожие признаки преждевременной старости у одного молодого рыцаря, которого отец привел в свой дом с очередной малой войны. Он был ранен в грудь, и рана никак не заживала. Первое время Ахбег держал его в постели, как инвалида, а потом он взбунтовался. Под одеждой раны не было видно, и месяца четыре он расхаживал по замку, уверяя, что у него все в порядке. Но черные волосы рыцаря с каждым днем все больше седели, и под конец лицо его превратилось в лицо старика. Однажды он, слезая с лошади по возвращении с охоты, внезапно застонал и упал мертвый.
Рыцаря похоронили, целых пять лет о нем никто не вспоминал, но теперь вдруг в памяти всплыл его взгляд, говоривший о вызывающей стойкости, вспомнилось, как он за четыре месяца превратился в старика. Этот образ долго преследовал меня, потому что в то время я сама была в очень тяжелом душевном состоянии.
Пожираемый гноящейся раной, он ходил повсюду, наравне со всеми. Блонделя пожирала безответная любовь. И меня тоже. Значит, и я отмечена этим клеймом?
— Вы колеблетесь, желая что-то мне сказать, — заметил юноша. — Знаете, я не удивлюсь, если после моей вчерашней грубости услышу, что принцесса решила отказаться от моих услуг.
Он тепло улыбнулся. Я поспешила успокоить его.
— Нет-нет. Она хочет дать вам поручение, которое никто лучше вас не выполнит. Речь идет о поездке в Лондон. Довольно любопытное поручение…
Судя по его лицу, он явно заинтересовался.
Беренгария просила меня как можно меньше посвящать Блонделя в подробности, но он должен точно знать, что нам нужно. И я изложила суть дела, стараясь, чтобы слова мои звучали более сухо и обычно, чем явствовало из ситуации.
— Мы недоумеваем… мы озадачены… — бормотала я, отводя взгляд.
Последнему глупцу стало бы ясно, в чем дело, а Блондель вовсе не был глупцом и все прекрасно понял. Он согласился выполнить поручение Беренгарии, но лицо его побледнело, и морщины на нем углубились. Мое сердце обливалось кровью от жалости и от желания утешить его. Как ни странно, в моменты волнения я всегда стремлюсь утешить страждущего.
Бесконечно смешная история!
— Знаете, Блондель, порой мне кажется, что мы родились и отбываем свои жизни на земле для забавы богов. Не единого великого Бога, но других, совсем маленьких. Посмотрите на Беренгарию! Красавица, достойная и желанная для любого невеста за два с половиной месяца жизни в Риме у своей тетки Лусии отвергла предложения пятнадцати знатных юношей, просивших ее руки. Большинство из них не подходили из династических соображений, но что с того! Она потеряла счет предложениям, вполне отвечающим и этому критерию. Короны катятся к ее ногам, как кегли. Но единственный, мысль о котором она втемяшила себе в голову, — тот самый, давно помолвленный человек. Вы скажете, что одно это обстоятельство могло бы удовлетворить богов. Но нет! Моя сестра вынуждена вдобавок ко всему терзаться еще и тем, почему он не женится на своей суженой. И это при том, что каждая женщина, глядя на Беренгарию, думает: «О, вот бы мне такие волосы! О, какие глаза! О, быть бы мне такой красавицей!» Вот они, насмешки этих маленьких богов!..
А в какую игру мы теперь для них играем? Но я спасу Блонделя — если, конечно, он согласится быть спасенным. Когда он уедет отсюда, очарование рассеется. Найдется какая-нибудь девушка с прямой спиной и пышной грудью, и в один прекрасный день он скажет: «В Памплоне когда-то жила красивая принцесса…» А обо мне забудет вообще — разве что вспомнит при мысли о том, насколько уродливым может быть человеческое тело. И все же я дважды дергала ниточки его жизни — сначала посадила в клетку, а потом освободила.
— Если там действительно существует какая-то тайна, я ее раскрою. Так ей и скажите. И если понадобится что-то предпринять, я беру это на себя. — Простые слова Блонделя прозвучали как торжественная клятва.
По всему моему телу пробежала такая нервная дрожь, словно плоть пыталась отделиться от костей, сердце замерло — те же ощущения я испытывала, когда молодые люди давали рыцарский обет.
— Вот и хорошо. Да не забудьте и повеселиться. В Англии, наверное, очень интересно, в особенности если вы попадете в Вестминстер. Там живет, например, Элеонора Аквитанская. В свое время она взбунтовалась против собственного мужа, пытаясь добиться независимости для своего сына в границах Аквитании. Говорят, что она даже сидела в тюрьме… Для менестреля поездка в Англию может оказаться очень полезной.
Нам пришлось спускаться по крутому откосу крепостного вала. Он шел впереди, поддерживая мой локоть протянутой вверх рукой. В последний раз! И в этот момент я полностью осознала, что сделала, и меня охватила жалость к себе. Трудный спуск я закончила молча.
10
Подготовка к его отъезду заняла три дня. Глядя на Блонделя в первый раз после того, как я полностью ввела его в курс дела, Беренгария наконец увидела не только его лицо сквозь дымку воспоминаний о навеянном маком сновидении, но юношу, такого, каким он был, и велела сшить ему новую одежду. Она сочла, что его вид оставлял желать лучшего, и к нему позвали портного. К новой тунике и плащу я добавила пару башмаков и кошелек, в который вложила десять золотых монет.