Шрифт:
Глава первая
Пустынное ночное шоссе едва освещалось редкими фонарями. Накрапывал противный мелкий дождик. Машина осторожно пробиралась вперед, обходя залитые водой и грязью выбоины в асфальте. За рулем сидел Малюта. Грач лениво развалился на переднем сиденье, покуривая сигарету. Он постоянно задремывал и не сразу заметил, как пепел упал на штаны. Грач тихо выругался, выбрасывая окурок в окно.
– Слышь, Пашка, – обратился он к товарищу, – долго еще мы тут мудохаться будем?!
– Садись за руль сам, – огрызнулся тот, – не видишь, какая дорога?!
Грач с Малютой были старыми друзьями и никогда не ссорились, просто они до предела вымотались, выполняя очередное
– Для начала набить морду вполсилы, вот адрес офиса, вот домашний.
Славик поддерживал среди своих жесткую дисциплину, поэтому все его приказы выполнялись беспрекословно. Набить так набить, айда, братан! Ехали в приподнятом настроении: сейчас быстренько обтяпаем дельце, потом расслабимся в кабаке.
Когда прибыли к офису, выяснилось, что он доверху нашпигован милицией. Ах, до чего хитрый коммерсант, но и дурак вместе с тем.
Четыре дня «пасли» его по городу, постепенно накаляясь злобой, наконец отловили в глухом местечке. Сломали ребра, челюсть, отшибли почки, перебили ломиками ноги. Затем, оттащив подальше, чтобы не подох раньше времени, – взорвали машину. Грохот взрыва привлек внимание общественности. Едва отъехали – налетел ОМОН. Он-то и доставил полуживого буржуа в больницу.
Неприятности на этом не прекратились. По пути домой – три раза тормозили гаишники, обнюхивали машину со всех сторон. Ну что тебе надо, командир? Оружия нет, документы в порядке. Морда подозрительная? Извини, таким родился!
По этой причине Грач с Малютой и кипели раздражением, даже между собой едва не полаялись. Первым опомнился Грач:
– Ладно, Пашка, сам понимаешь, проклятый барыга с мусорами всю психику издергали!
Между тем машина хоть медленно, но продвигалась вперед. За мутными окнами показались очертания родного района. Дождь усилился, снизив почти до нуля и без того паршивую видимость. Малюта пытался рассеять темноту мощным светом фар. Вдруг машина резко затормозила.
– Твою мать! Прямо посреди дороги стоят, придурки! Едва не задавил!
В центре мокрого шоссе, широко расставив ноги, устроились четыре крепкие фигуры в блестящих от дождя кожаных куртках. Малюта просигналил – «придурки» не шелохнулись, тогда разъяренный Грач выскочил наружу...
Парни, стоящие посреди дороги, работали в бригаде Кадиева. Алексей Кадиев, он же Кадий, был уроженцем далекого северного города, где в прежние времена также имел собственную банду. Что-то Кадий натворил там, что именно – никто точно не знал. Но оказался он в крайне неприятной ситуации, настолько неприятной, что Кадию полдня до смерти оставалось. Его родной город был окружен плотным
Среди ребят, стоявших на дороге, трое были из местных, а один – «старый кадиевец». В отличие от Грача с Малютой, кадиевцы ехали не с работы, а пребывали в глухом загуле. По возвращении из очередного кабака сломалась машина. Чинить ее в пьяном виде да под дождем не представлялось возможным. Ребята решили ловить частника, однако шоссе словно вымерло. Под влиянием винных паров, промокнув до нитки, они отнюдь не испытывали любви к окружающему миру.
– Говорил же я вам, как нужно «возил» тормозить, – пробурчал старший из них, по кличке Енот, приметив остановившуюся машину.
– Мокнешь тут, мокнешь, а гадам до лампочки! Вот что, – Енота внезапно осенила, как ему показалось, «гениальная» идея. – Давай их вообще из тачки выкинем!
Это предложение вызвало у остальной компании бурный восторг.
Сказано – сделано.
– Эй, ты! – услышал Грач, который узнал кадиевских и уже хотел предложить их подвезти. – Выматывайся из машины, пока цел!
Тут нервы Грача, без того натянутые до предела, лопнули. Коротким боковым ударом, а был Грач профессиональным боксером, он снес челюсть Еноту. Тяжелое тело шлепнулось в грязь. Остальные бросились на Грача. Тогда из машины выскочил Малюта. Он прекрасно владел рукопашным боем. Вдвоем друзья быстро разделались с пьяными противниками, после чего, возмущенные столь беспрецедентной наглостью, как следует попинали ногами распростертые тела. Когда злость несколько утихла, они уселись в машину и укатили. Нужно было доложить шефу об успешно исполненном наказании обнаглевшего коммерсанта.
Сегодня Вячеслав Савицкий, по кличке Сава, по иронии злой судьбы также пребывал в омерзительном настроении. Он одиноко сидел у себя на кухне, глядя в окно. Жена выкинула очередной фортель и, визгливо причитая, в который раз убежала к теще, прихватив с собой ребенка. Перед этим Славику пришлось выслушивать обычный набор ругани:
– Бандит, урка... Дура я, что с тобой связалась... юность погубила... Посмотри на себя... кроме уголовщины, ни на что не способен.
Все это Оля выкрикивала, оживленно размахивая руками, сверкавшими золотом и бриллиантами, которые, кстати, были куплены на его, бандитские, деньги. Вообще, когда речь заходила о деньгах, жена не попрекала Славика работой, тратила их без зазрения совести, немало не смущаясь, что они «нечистые». Но в других случаях никогда не упускала возможности изобразить «святую непорочность», ткнуть Грача носом в грязь, показать свое моральное превосходство.
За окном монотонно барабанил дождь. Сквозь запотевшее стекло виднелся глухой переулок с высоким деревянным забором детского сада. Голова горела. Как всегда в таких случаях, зудел шрам на животе. Шраму было около года, но он постоянно напоминал о себе, чесался, ныл, иногда болью скручивало весь живот, откуда удалили значительную часть кишок. Момент, когда Савицкий открыл дверь, встречая друга, который, как казалось, пришел мириться, стал переломным в его жизни.
– Привет! – обрадовался он тогда. – Заходи!
Но цыган в ответ лишь хищно усмехнулся, и острая сталь разорвала тело. Славик успел вытолкнуть цыгана за дверь, хватило сил доползти до телефона, вызвать помощь. Три дня боролись врачи за его жизнь. Савицкий выжил, но на спорте, столь любимом с детства, пришлось поставить крест. Характер тоже изменился. Раньше добродушный, веселый – теперь он сделался мрачным, замкнутым, перестал доверять людям. Раскрываешь им объятия, а они тебе пером в бок.